Okopka.ru Окопная проза
Бикбаев Равиль Нагимович
Петля для гастера. Прощай Ссср.

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения] [Рекламодателю] [Контакты]
Оценка: 8.64*35  Ваша оценка:


Петля для гастера. Прощай СССР.

   Автор заявляет:
   Всё написанное в данном произведении, является авторским вымыслом, а любое сходство с реальными людьми и событиями, совпадением. Автор не является адвокатом. По мнению автора в этой повести нет положительных персонажей.

Дело N 1991/2013

   "Нам, русским, не надобен хлеб: мы друг друга едим и сами с того сыты бываем"
   Артемий Волынский. Казнен 27 июня (8 июля) 1740 года.
  

Глава первая

   Четверо в полицейской форме, старательно, не суетясь и не мешая друг другу, избивали человека. Под профессионально - умелыми, жесткими ударами с отвратительно знакомым хрустом ломались хрящи и кости. Учащенно хриплое дыхание полицаев, исторгаемый из их глоток злобно отрывистый мат. Перемежающие удары руками и ногами по лицу, по корпусу, по гениталиям. Вой избиваемого мужчины уже смолк, лежащее на дешевом потрескавшемся линолеуме тело не шевелится. Пол помещения для допросов опорного пункта полиции заляпан пятнами блевотины и забрызган кровью.
  
   Видеозапись закончилась. Последний кадр застыл на экране ноутбука: рослый полицай с искажённым от злобной ярости лицом наклонился к избитому.
  
   Посетитель, ерзавший ягодицами на жестком стуле в моём кабинете, вопросительно посмотрел на меня. Он явно ждал реакции на просмотренную видеозапись. Я чуть пожал плечами и легонько вздохнул. Видеть как забивают насмерть или калечат людей мне не впервой и не только на экране. Надо было что-то сказать, и я негромко нейтральным тоном заметил:
   - Эти действия не связаны с выбиванием показаний. После первого удара кулаком по лицу, этот человек уже потерял пространственную ориентацию и вряд ли мог далее что-то связанно говорить, а уж тем более писать или что-то подписывать.
   - Эта пытка ... - резко бросил посетитель, но не смог договорить.
   - Это не пытка, - быстро перебив его, уточнил я, - это убийство, или причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. А если человек ещё жив, то причинение тяжких телесных повреждений. Ст.ст. 105, 111, 110 УК РФ.
   - Какая разница! - негодуя, заметил посетитель.
   Странное у него негодование, голосом возмущается, мимика лица соответствующая моменту - взволнованная, а тело не напряжено, положение туловища на стуле не изменилось, ручками и ножками не дергает. Тоже ко всему привык? А если так, то мне-то чего спектакль - возмущение показывать? Когда человек возмущен, испуган, взволнован, он ведет себя совсем иначе, уж мне ли это не знать. Машинально вспомнил про вазомоторный синдром ("игра вазомоторов"). Это медицинское определение, показывающее реакции организма на внешние и внутренние раздражители. Этот термин на практике хорошо знаком оперативным и следственным работникам всех служб. Да-с с игрой вазомоторов у моего посетителя ничего не получалось.
   - С точки зрения закона разница между убийством, причинением тяжких телесных повреждений повлекших смерть, просто тяжких повреждений, злоупотреблением служебным положением, очень большая, - ненавязчиво, но внимательно рассматривая посетителя и фиксируя его нервные реакции, с заметным внешним равнодушием ответил я.
   Читать подробную лекцию по квалификации уголовно наказуемых деяний не входило в мои намерения, и я скупо добавил:
   - Разные сроки наказания.
   Больше я не рассматривал посетителя. Дело, на которое он хотел на меня подрядить, явственно пованивало большими неприятностями. За многолетнюю практику этот запах больших проблем я чуял сразу. Нет уж, "чур меня"! Я закрыл все программы в ноутбуке, вытащил из разъема флешку с видеозаписью и с отвращением к себе, к своей работе, к холеному и хорошо одетому посетителю, непреклонно как отрубая каждое слово, сказал:
   - Я этим делом заниматься не буду. Даже на уровне консультаций. Обратитесь в ближайший отдел полиции с заявлением о преступлении. Это всё, что я могу вам сказать. Прощайте. И больше ко мне не приходите.
  
   Опять осень. Сентябрь лучшее время года у нас в городе. Тепло без удушающей жары, изобилие южных фруктов, нежно-ласковое солнце днем, бодрая прохлада по ночам. Сентябрь у нас как зрелая полная плотской радости любовь, есть опыт, страсть, еще пьянит и наполняет тело бодрой силой аромат желаний, но уже желтеют и опадают листья, скоро октябрь ...
  
   А ещё в октябре истекут два месяца содержания под стражей моего подзащитного. Насильника педофила. Это его избили до полусмерти на той записи. Сейчас он в больничном отделении следственного изолятора. Говорить он не может - сломана челюсть, письменно ответить на вопросы тоже не может - не умеет писать на русском языке. Он вообще ничего не может, только с ужасом смотреть на тех кто пытается с ним заговорить и тут же симулирует беспамятство. Вот попробуйте, защитите такого. На мои настойчивые вопросы о состоянии подозреваемого, тюремные врачи с насмешливо профессиональным цинизмом заявили: "Будет жить, а вот как, это уже не наше дело". Я всё же взялся вести это дело. Дело, которое заведомо будет с треском проиграно в суде. Дело, за котороё я заплачу издерганными нервами и бессмысленным дерганьем. Дело, в котором я буду измазан в дерьме всеобщего и вполне заслуженного осуждения. А пока идут назначенные следствием экспертизы. Допросов, очных ставок, опознаний и других процессуальных действий нет, а значит, нет и работы для защиты. Это я защита. Плохая защита, просто жалкая процессуальная необходимость, предусмотренная Уголовно-процессуальным кодексом нашего возлюбленного отечества. И ничего я сделать не смогу, даже изменить меру пресечения, я так и сказал:
   - Ты понимаешь, я ничем помочь не смогу, по такому делу даже самый продажный следователь взятку не возьмет. А тот кто ведет дело твоего сына, далеко не дурак, это грамотный, опытный и очень осторожный человек. Ссать против ветра он никогда не будет. По совокупности статей твоему сыну светит немало, как минимум десятка.
   Договаривать и объяснять, что учитывая особые обстоятельства, обвиняемого через два-три месяца после приговора, насмерть забьют на этапе или в зоне, я не стал.
   В ответ в аппарате связи слышу учащенное нервно взволнованное хрипловатое дыхание уже не молодого человека, это из другой страны тяжело дышит в мобильный телефон мой сослуживец. Раньше он свободно говорил на русском языке, теперь с трудом подбирает полузабытые слова. Для него это уже ненужный язык. Бывший сослуживец, бывший второй родной язык, всё в прошлом. Теперь мы оба уже бывшие. Бывшие граждане великой страны и ее бывшие солдаты. Осталась только память нашей молодости. И ради этой памяти я негромко с сочувственной интонацией разделяя слова, говорю:
   - Что смогу. Сделаю. Но чуда не жди ...
  
   А сам я верю в чудеса. Это просто чудо, что меня не убили много лет назад, на далекой уже почти забытой войне. На мине подрывался - жив. Боевую машину десанта взрыв противотанковой мины под днищем, на куски разворотил, экипаж погиб, а я был на внешней броне. Взрывной волной отбросило, только о камни поцарапался. Даже испугаться не успел. На вертушке, приданным на усиление пулеметчиком на штурмовку летал - жив, а вертолет ведущего был сбит из крупнокалиберного пулемета - ДШК. На аэродроме в нашей машине насчитали восемь пробоин, а из десантного отсека машины я не вышел, еле выполз, так от перегрузок и прошедшего страха ноги тряслись. А ещё не умер от лютого холода зимой в горах, не получил пулю из-за засады или в бою, не свалился от солнечного удара и жажды в раскаленной пустыне, не подох от голода, не загнулся от "желтухи" в палатке инфекционного карантина.
   Но лимит чудес отпущенных моей судьбе закончился, если я начну глубоко копать в этом уголовном деле, меня убьют. Вести это дело, это как идти по минному полю с завязанными глазами, подрыв неминуем, а чудес в нашей правоохренительной системе не бывает. Нет, это неправильно, чудеса случаются ежедневно, только их знак - минус.
  
   - Я думаю этому событию надо придать широкую общественную огласку, - давешний посетитель, по-барски развалившись, сидел на стуле в моём маленьком кабинете.
   Это с ним я заключил стандартное соглашение - договор на защиту подозреваемого. Адвокатский ордер был выписан на основании этого соглашения. Теперь этот тип уже не просто посетитель, а заказчик моих правовых услуг и как заказчик начальственным тоном отдаёт мне распоряжения:
   - Вам необходимо разместить видеозапись пыток в социальных сетях, на сайтах столичных правозащитников, с соответствующими комментариями. Вы должны дать настоящий бой фашистам в полицейских мундирах,
   Он хоть и доброжелательно, но свысока своего положения, мне улыбнулся, и убеждающим тоном хорошего менеджера договорил:
   - Кроме всего прочего, это отличный пиар для вас как для адвоката. О вас узнает вся страна.
   Я молча продолжал его рассматривать. Четкая, грамотная речь образованного человека. Сам он среднего роста, упитанный, очень холеный, модно и дорого одетый господин со смугловатым приятным среднеазиатским типом лица. Вот только парфюмом он явно злоупотребляет, пованивает от него искусственной свежестью дезодорантов смешанных с туалетной водой с "мистическим и сильным характером мужского аромата "Noire от Lalif Parfums", не самая приятная смесь запахов. У этого ароматного господина Дорахмонова двойное гражданство, две строительных компании и три торгово-транспортных фирмы. Богатый господин. Это в одной из его фирм работал мой подзащитный.
   Богатый господин сменив умеренно вежливую тональность голоса, на брюзгливую, сделал мне замечание:
   - А почему у вас нет кресла для клиентов? На стуле же сидеть неудобно!
   У меня на лице проявилась блуждающая как извиняющаяся улыбка. Снисходительно усмехнувшись господин Дорахмонов простил мне неудобство причиненное жестким стулом его заднице. Тем более выбирать другое кресло и адвоката просто не из кого. Это дело уже отказались вести все специалисты в городе. Только я дурак согласился. Мне так и сказали, коллеги и следователь: "Дурак, ну куда ты лезешь? Пусть этому подонку дадут адвоката по назначению! Откажись пока не поздно". Вы всё правы, но уже поздно, я согласился. Я согласился потому, что верю: "каждый человек имеет право на защиту", а ещё потому что мне позвонили из моей юности. Таких как я, с нашими замшелыми представления и моральными комплексами, на современном сленге с презрением зовут: "совок".
   - У меня в офисе недавно обновили мебель, - богатый господин непринужденно перешёл в разговоре на деловой тон, - уже ненужные вёщи выставлены на распродажу, там есть хорошее современное кожаное кресло, можете взять его себе. Его стоимость со скидкой я вычту из вашего вознаграждения. Я сегодня же распоряжусь о передачи его вам.
   и начальственным тоном бросил:
   - Жду вас у себя в офисе с докладом о проведенных действиях, через три дня, после обеда.
   Я должен выяснять, когда у тебя обед? Потом мчатся с докладом?
   - Знаете, что господин Дорахмонов, - я с кривой улыбкой встал из-за стола, - я вижу вы прекрасно владеете русским языком,
   Он довольно поощряющее улыбнулся, а я очень хотел продолжить:
   - Думаю значение словосочетания: Пошел ты на хер! Вам переводить не надо?!
   Хотел, но не сказал, промолчал. Что толку от слов? Конечно, я позвоню секретарю, вежливо узнаю когда у моего нанимателя обед, приду с докладом, посижу в приемной, подожду аудиенции. Работа такая, сам ее выбрал, не на кого жаловаться. Главное при этой и последующих встречах, это игра вазомоторов и внешне всё должно выглядеть естественно, по ситуации так сказать.
   Продолжая сыто и довольно улыбаться, господин Дорахмонов вышел из кабинета. Напоследок он властно по-хозяйски хлопнул дверью. Я смотрел ему вслед и поочередно разминал пальцы рук. Хрустели суставы. Это не подготовка к драке, а дурная привычка, я всегда разминаю пальцы, когда размышляю. Есть о чём подумать, составить план компании, выстроить линию защиты.
  
   Значит, мне предстоит дать бой фашистам? Весьма польщён, можно даже сказать, горд оказанной честью. Только для начала определимся, а фашисты это кто? Вот ты уважаемый господин, кто? Сначала ты и тебе подобные, гнали русских из своих ставших такими независимыми государств. Потом ты приехал в нашу страну и тут раскрутил "бизнес". Думаешь, я не знаю, какой это бизнес? Ты успешно и легально торгуешь сельхозпродукцией привозимой с твоей страны. Хорошая продукция, ничего не скажешь, ранние овощи и фрукты, я и сам в твоих торговых точках их покупаю. Ещё ты занимаешься ввозом мигрантов своих соотечественников. Они благодарны тебе за помощь, за защиту, за предоставляемый кров. Как и положено они тебе платят за это. Ещё тебе искренне и материально благодарны те к кому ты трудоустраиваешь своих земляков. Им можно и нужно мало платить. Они безропотно пашут по шестнадцать часов на любой работе. А ещё за них нет необходимости отчислять налоги и страховые выплаты, юридически их не существует на нашей земле, они нелегалы. Если кто из них погибнет, заболеет, надорвется, никто за это отвечать не будет. Человеческий ресурс мигрантов из Средней Азии практически не исчерпаем, замена выбывшим всегда есть. Ты успешно торгуешь этим ресурсом. Для тебя это не люди, это ресурс, это бизнес, но ты не нацист, не фашист, ты уважаемый и нужный нашему обществу и экономике господин. Ты настоящий толерантный россиянин с двумя гражданствами и неизвестным количеством счетов в оффшорных банках. Ходит упорный слух, что это ты обеспечиваешь транзит наркотиков в центральные регионы России и продаешь своих земляков в рабство на Юге, но это только слух, а вот те кто его распространяют это и есть проклятые "нацисты". С ними ты бьешься рядом с другими толерантными россиянами из которых одни продажные не помнящие родства жалкие проститутки, а другие свой род никогда не забывают и в своём узком кругу любят позлословить о "русском быдле". Ты любишь публично заявлять, что "деды вместе воевали". Ну так это мой воевал и погиб, а твой как установили дотошные, выложившие сканы документов блогеры, был освобожденным от призыва на фронт третьим секретарем райкома ВКП(б) отвечающим за идеологию, он за Родину в далеком тылу сражался. Всю свою жизнь он благополучно жрал свою персональную, вкусную, жирную пайку от КПСС и дожил до распада Союза, а уж тут сразу стал воистину верующим и отважным борцом за независимость. Это он обеспечил своим потомкам, в том числе и тебе, доступ в местные кланы власть имущих. Раньше все они были коммунистами, теперь стали глубоко религиозными и национально озабоченными лидерами независимых государств.
  
   Ладно, всё это ерунда и бессмысленно жалкие эмоции. Это реальность и в этой реальности надо жить и выживать. Выживать, выживать, выживать! Я это умею. И научился этому не на войне, там меня учили побеждать и не сдаваться. Выжил я в смутное время девяностых, тихо и мирно существовал в нулевые, доживаю теперь. Я реалист и никому не верю. Я не верю даже в себя. Отсутствие веры, чести и достоинства это сегодня основное условие выживание. Вот только пусто без веры, душа как загаженное и выжженное напалмом страха и безразличия поле.
  
   А вот все-таки интересно, а почему с самого начала именно меня этот господин выбрал? Я не светоч адвокатуры даже местной, я не принципиальный борец который будет биться за правду до последней капли "адвокатской крови". Я вполне профессионально и житейски зауряден.
   В русской литературе девятнадцатого века, таких как я деликатно называли: "маленький человек", в первой четверти двадцать первого века в нашей стране маленького человека в цензурном варианте презрительно именуют: "овощ" или "планктон".
   Ладно "овощ" не прибедняйся и давай поэтапно всё рассмотрим. Итак, я бывший "интернационалист" сразу отказался вести это дело при первой же встрече. Господин Дорахмонов вероятно навел обо мне дополнительные справки. Блин, ну зачем я только часть данных о себе в социальных сетях размещал? Это же открытое досье! Он, а скорее всего кто-то по его поручению быстро выяснил, что его работник и находящийся в СИЗО подследственный, это сын моего сослуживца. Сообщил тому мой номер мобильного телефона. Звонок, отчаянная полная последней надежды просьба. И вот я взялся за дело. Линия защиты, которую мне так навязывает господин Дорахмонов, ясна и откровенна как предложение привокзальной проститутки. Используя видеозапись жестокого избиения, поднять "шум - гам" в интернете, заявить следствию и "широкой общественности", что показания (которых ещё и нет) выбиты под пыткой и далее основываясь на этом факте добиваться, освобождения бедной, оклеветавшей себя под пытками жертвы. А уж в социальных сетях достаточно любителей покричать о полицейском произволе, о русских нацистах. И если это дело как следует раскрутить, то полицаям очень хорошо кровь попьют. А кто начнет раскручивать? А вот он наш бесстрашный интернет герой: "воин- интернационалист, отмеченный государственными наградами, вставший насмерть против полицейского произвола, честный и мужественный адвокат" Вполне, вполне даже и ничего, "попрёт" как говорится. А уж если нашего "героя" убьют, желательно "нацисты", то это будет просто замечательно, отважный адвокат погиб на "боевом посту" защищая невинную жертву от произвола полицейских "нацистов". Это ж какой пиар, это просто гимн толерантности! Я стану образцом, просто "иконой", для борцов против современного неонацизма или фашизма. А это значит, что я не адвокат, я жертва, такая же жертва как потерпевшая - несовершеннолетняя изнасилованная девчонка, как подростки которых подсадили на наркотики, как искалеченный лежащий в больничном изоляторе СИЗО подследственный, как эти полицаи, которые даже не закрыв масками свои лица избивали его, даже не подозревая, что их снимают на видеокамеру. Мы жертвы. Мы пешки. Мы должны исполнить свои роли в чужом спектакле и сойти в гроб под аплодисменты и множественные "лайки" довольных этим интернет шоу зрителей. Вот так! Но в шахматы я играю плохо, театр не люблю, а быть назначенной "героической" жертвой не имею желания.
  
   Был у меня уже такой жертвенный случай, хотя и давным-давно. Оставили меня и ещё одного бойца в прикрытии, рота ушла на прочесывание, а мы значит, вдвоём их с тыла прикрывали. Через часик духи с гор спустились и на наш пост в атаку попёрли, около сотни, обкуренные или точнее обдолбанные в хлам. Думаете, мы приняли неравный бой? А вот хрен там, бежали, кому охота собой жертвовать? Бросили позицию, амуницию, оружие и бегом с поля боя. В нас издалека стреляют, мы петляя бежим. Десантники - штурмовики, бегали мы хорошо, а вот они стреляли не очень. Не ранили, не убили, да и преследовать не стали. Духи к трофеям ринулись, не часто им такое счастье обламывалось. А в десантных ранцах - РД были противопехотные мины уже приведенные в боевое положение, брошенное оружие (снятые с вооружения автоматы АКМС без затворов) тоже заранее заминировали. А рота наша не прочесыванием населенного пункта занималась, его беспорядочной стрельбой в воздух имитировало только одно отделение, а замаскировавшись, в положении для стрельбы лежа, находилась в засаде. А вот когда самый нетерпеливый дух схватив РД подорвался, а остальные мины детонировали, то по оставшимся в живых и деморализованным от страха людям, десантники открыли швальный огонь на поражение.
  
   Вот такой я был уже назначенной приказом "жертвой". А второй боец ... тогда он ещё не знал, что через десятки лет его искалеченный сын будет загибаться от боли в следственном изоляторе города, где я живу. В городе, где нас обоих назначили в жертвы. Да ладно тебе "совок", не ссы, прорвемся!
  

Глава вторая

   "Ваша честь! Да мой подзащитный убил всех своих родственников с целью завладения их имуществом, но при вынесения приговора прошу учесть, что бедный юноша остался круглым сиротой. Прошу суд проявить гуманность к ранее не судимому сиротке, который имеет положительные характеристики с места работы и учёбы"
   Этот анекдот, пусть и зло, но достаточно точно характеризует одну сторон деятельности адвокатов. Если вина подсудимого неоспоримо доказана материалами обвинения, то единственное что остается делать адвокату, это собирать для своего подзащитного положительные характеристики. Между прочим, предоставление таких документов или иных доказательств характеризующих личность подсудимого это процессуальная обязанность как следствия, так и защиты. Помогают положительные характеристики подсудимому, "как мертвому припарки", но раз такая норма есть, то ее надо выполнять.
   И вот я бреду по вечернему городу собирать положительные характеристики по месту жительства и месту работы своего подзащитного. Глупо? Да конечно глупо, ходить одному вечером по району, где обосновались мигранты. Микрорайон где ранее проживал мой подзащитный имел весьма специфическую репутацию и имя собственное: "Долина орков". Это название настолько укоренилось среди населения, что часто его используют в рапортах и оперативных сводках полиции. Торговля наркотиками, избиения, изнасилования, грабежи, массовые драки, всё это "Долина орков". В других районах города эти явления тоже встречаются, но далеко не в такой концентрации.
   Сам я живу в относительно благополучном месте. Новый многоквартирный жилой дом отгорожен от нешумной улицы ажурной металлической оградой, на въезде во двор шлагбаум и будка в которой круглосуточно сидит охрана. Двери в подъездах закрыты стальными дверьми с кодовыми замками. Даже дворник у нас местный непьющий мужик, а подъезды убирает его жена, оба пенсионеры, не гнушаясь любой работой, они оплачивают двум внукам высшее образование. Все проживающие в доме "от мала до велика" уважительно обращаются к ним только на "вы". На первом собрании жильцов, отставной полковник "мент" и дедушка десятилетней девочки познакомил жильцов с закрытой служебной статистикой по УВД нашего региона, все конечно и раньше знали, что творится, но чтобы так ... Если отбросить эмоциональные высказывания, то решение жильцов было быстрым и единогласным: берем на работу только местных и заключаем договор с той охранной фирмой где лицензированные сотрудники только представители титульной национальности. Провели своего рода мини-референдум о необходимости трудовой миграции в отдельно взятом доме. Наркоманы и алкоголики в доме не живут, нет у них средств на покупку новых квартир, так что у нас всё более-менее благополучно. Мой дом, моя крепость. Вот так и живем, прячемся на родной земле за крепостными стенами. Пока эту крепость никто не штурмует, а дальше?
   - А дальше пройдете прямо, вот до того магазина, - молодой рослый мужчина, у которого я спросил дорогу в "Долину орков", доброжелательно объяснял и рукой показывал направление, - потом свернете направо, пройдете сто метров, потом налево, и прямо упретесь в "Долину орков"
   Мы стояли хоть и на тускло, но всё же освещенной уличными фонарями улице. Мужчина, закончив объяснение, пристально и внимательно меня осмотрел и неожиданно улыбнулся:
   - А я вас помню, - негромко сказал он, - а вы?
   Обычное как смазанное освещением лицо молодого человека, заурядная одежда. Я покачал головой: "нет, не помню"
   - Да ко мне четыре года назад "лягавые" на площади докопались, - он усмехнулся, - "ласты" завернули, браслеты одели и в отделение. Шили мелкое хулиганство и употребление спиртных напитков в общественном месте. А вы там как раз были. Достали бланк соглашения и мне говорите: "Не хочешь в ИВС? Тогда подписывай" я подмахнул, а вы вежливо так стали до дежурных докапываться: "А где рапорт о задержании? Покажите регистрационную отметку в учётном журнале. Где протокол? Почему на экспертизу не отправили? Что послужило основанием для применения спецсредств? Я немедленно звоню в УСБ и сообщаю о ваших неправомерных действиях, а в случае привлечения моего клиента к административной ответственности, обжалую ваши действия в суде". Тут какой-то майор пузатый вышел, выслушал дежурного да как заорёт: "Выгнать обоих на хрен отсюда!" Мы и ушли. Вы с меня ещё денег потребовали, помните?
   Он заливисто засмеялся.
   - А у меня только двадцать рублей мелочью было. Вы два рубля взяли и сказали: "Помни, сынок, если адвокат не берет денег за работу, он или святой, или очень хреновый адвокат"
  
   Вот теперь вспомнил. Не лицо, а ситуацию. Было дело. Я тогда только что окончил знакомиться с материалами экспертизы по уголовному делу и приватно договорился с начальником следственного отдела, тем самым "пузатым" майором, о переквалификации обвинения на менее тяжкие статьи УК. Выхожу через дежурную часть из помещения отдела, а в дежурке на испуганного, растерянного тощего пацана, орут: "Какой на хрен звонок маме? Вот начнет она тебя искать, тогда и сообщим. Какой тебе адвокат, придурок? Мы любого на три часа имеем право задержать для выяснения личности. Не вякай тут, и сиди смирно пока не получил п...ей и статью за нападение на сотрудников". Все ясно, пацан просто попал под плановый ежемесячный отчёт. Административных нарушений пресечено мало, штрафов взыскано недостаточно, а в конце месяца надо давать показатели. Тут гребут вовсю, но не бомжей или алкоголиков с них кроме похмельной икоты взять нечего, хватают на вид платежеспособное население. Настроение в тот день у меня было пакостным, расстроенный за маму, пацан был так жалок, что я не выдержал и вмешался.
  
   - Тебя теперь и не узнать, - я ответно широко улыбнулся бывшему "двухрублевому" клиенту, - Вон здоровый какой стал! Как жизнь? Чём занимаешься?
   - В армии уже отслужил, - серьезно стал отвечать тот, - теперь на юриста учусь, ну и работаю ...
   - Где? - вежливо поинтересовался я.
   - В полиции, - чуть замявшись, сказал он и с легким оттенком гордости уточнил, - в ОМОНе ...
   Я отвернулся и быстро пошел прочь, он догнав меня, растерянно спросил:
   - Вы куда? Это опасный район, я вас провожу.
   Не останавливаясь, я процедил:
   - Если мне потребуется помощь полиции, то я сделаю заявление в установленном законом порядке.
   - Вот как? - у него в нервной гримасе задергалось и исказилось лицо, - Ну и пошёл ты на ... Мы вас защищаем, а вы суки, нам в спину плюёте. За что?!
   Он останавливая, схватил меня на рукав пиджака и опять выкрикнул:
   - За что?!
   Вот теперь я узнал его искаженное от обиды и злобы лицо. Это он был среди тех кто калечил моего подзащитного.
   Я резким движением выдернул из его цепких пальцев свою одежду и насмешливо, едко спросил:
   - Вы меня задерживаете? Тогда представьтесь, предъявите служебное удостоверение, объясните, что является основанием для задержания. Я готов выполнить законные требования сотрудника полиции.
   Бешено забилось сердце, от нервного спазма перехватило дыхание. Это не я тут стою с бледным лицом напротив обозленного полицая, это стоит призрак гражданской войны, а мы уже по разные стороны фронта. Господи! Как бы и кто Тебя не называл, сделай так, чтобы этот призрак не обрел плоть ненависти, пусть линия фронта останется только условной. Пусть она проходит в судах, пусть кричит на митингах и голосует выборах, но только не стреляет на поле боя.
   - Если вы забыли, то меня зовут Семен, - он сделал шаг назад и стал постепенно успокаиваться, - не смею вас задерживать. Думаю, мы ещё встретимся. А сейчас, до свидания.
   Ты даже не представляешь Семен, как скоро мы встретимся! Ты же не знаешь, что скоро станешь очередной быстро гаснущей "звездой" интернета и фигурантом уголовного дела. На допросах и очных ставках защищая своего клиента, я буду задавать тебе жесткие, неприятные и "каверзные" вопросы. Жаль, но не могу сказать тебе: "Прощай!" Ты выбрал свой путь, а у меня свой.
  
   Иду по улице, по остаткам тротуара в "Долину Орков". Давно не крашеные коробки панельных пятиэтажек вдоль улицы построены ещё в шестидесятые годы прошлого века. Во дворах грязь, разбросанный бытовой мусор, от переполненных контейнеров воняет. Уличного освещения почти нет. Слышится сплошной, без единого нормального слова, мат. Он доносится от агрессивных групп бесцельно мотающихся подростков, от пьяных компаний мужиков постарше, среди них встречаются юные девушки и зрелые женщины. Все эти люди уже не просто разговаривают матом, они на нём думают. Детей не видно, их спрятали, хоть и вечер хорош и погода ещё теплая. Не гуляют по дворам молодые мамы, катая детские коляски. Явственно чувствуется злое напряжение между людьми, готовность по любому самому ничтожному поводу начать драку и выплеснуть насилием своё глухое недовольство убогим и пьяным бытием. Иду дальше, цепко оглядывая встречных, навскидку определяя, несут эти люди опасность лично для меня или пока нет. Да уж с такой настороженностью, с такой готовностью к бою, я ходил только в разведке на боевых операциях. А вот теперь иду по замусоренным улицам, с детства родного города и нет радости, нет радости в том, что я пока еще могу дать жесткий отпор любому напавшему или перестрелять из "травмата" стилизованного под ПМ пьяную гоп компанию. Ближе к месту назначения состав встречающихся на улице людей заметно меняется, больше смуглых лиц, чаще звучит чужая речь, злее и настороженнее оценивающие взгляды проходящих мимо молодых парней, как щупают тебя: "Ограбить? Или не связываться?" Лучше не связывайтесь ребятки, я уже старый, вот только стреляю по-прежнему хорошо. А вот эти решились, вызывающе громко переговариваясь, пытаются окружить. Их пятеро, дело дрянь, достаю оружие, мгновенно досылаю патрон в ствол, делаю шаг назад и выхожу из охвата. В спину ударить себя не дам.
   - Ты Зафара знаешь? - спрашиваю у того кто постарше и по виду главаря, навожу на него ствол, целю в живот.
   - Он в тюрьме, - отвечая и произнося слово "турьма", он остановившись внимательно и сильно прищурившись разглядывает меня. А я его, на вид ему лет тридцать, коренастый, явно имеет опыт уличных нападений.
   - Знаю, я его адвокат, меня нанял Дорахмонов, мне надо поговорить с его соседями и теми с кем он вместе работает.
   - Зачем? - он делает неприметный жест, его компания отходит на пару метров и продолжает чутко прислушиваться к разговору.
   - Это не твоё дело, - жестко, не убирая ствол, бросаю я.
   - Не моё, - легко соглашается главарь, чуть подумав, говорит, - Меня Нуриддин зовут. Я Зафара знаю, других людей тоже знаю, пойдем, поговорим, мы проводим.
   - Вперед иди, - с нажимом предлагаю я.
   - Боишься? - он довольно усмехается, его подельники издевательски хохочут.
   Стреляю ему под ноги, гулко звучит выстрел, воя рикошетом от камня отлетает пуля. Воняющий порохом ствол смотрит отшатнувшемуся главарю уже в лицо.
   - Очень боюсь, - тихо говорю я, - поэтому стараюсь стрелять первым. Вперед иди, и помни пуля попавшая в голову это смерть даже от "травмата"
   - Мы гостя не обидим, - неправильно ставя ударения в словах неуверенно говорит один из компании, в полутьме трудно различить черты его лица. Остальные больше не смеются.
   - Я не в гости, я по делу, ясно?
  
   А вот кто снимет меня на сотовый телефон, да разместит запись в Ютубе? Это ж какая картина: в мрачных сумерках почти пустой грязной улицы один идет с пистолетом сзади, пятеро смуглых "товарищей" не оглядываясь, медленно идут впереди. Этак я и сам "звездой" стану, а оно мне надо? Убираю травмат. И сам невесело улыбаюсь своим мыслям. Дожили! Почти у каждого своя видеокамера встроенная в сотку, у каждого второго даже в таком районе выход в интернет. Каждый себе оператор и режиссер и каждый имеет реальный шанс стать "звездой" в мировой сети, даже если сильно этого не хочет. А все жалуемся, что плохо живем. Весело мы живем дамы и господа! Очень весело, особенно если видишь кровавый ролик на Ютубе, а не являешься его действующим лицом.
  
   Вот и дошли, с пистолетом помолясь. Ну, здравствуй "Долина орков"! Да мы оказывается знакомы. Вот уж не думал, что так встретимся. Раньше лет этак тридцать с гаком, тебя называли совсем иначе. Официально: первое краснокирпичное пятиэтажное здание значилось как "Общежитие N 1 машиностроительного завода "Электронный"; второе пятиэтажное здание, сложенное из силикатного белого кирпича называлось: "Общежитие профессионально - технического училища "Смена". Как же давно я тут не был. Вот что значит сленговая топонимика, а точнее жаргонный урбоним - собственное имя внутригородского топографического объекта в сознании населения сменилось, и ты даже и не представляешь, что это хорошо знакомое тебе место. А я тут бывал и не раз. Работал после окончания школы слесарем на заводе "Электронный". В общагах тогда одна молодежь жила, самое место для удалых гулянок. На "Электронном" в то время станки с числовым программным управлением собирали, а в двух закрытых секретных цехах втором и восьмом, изготавливали радиоэлектронные системы управления ракетами. Я сам тогда на станке с ЧПУ работал, вставляешь деталь, вводишь программу, а дальше обработка с точностью до микронов осуществляется автоматически. Самые передовые технологии, высокое качество продукции, отличный квалифицированный коллектив рабочих, грамотные толковые инженеры, собственное конструкторское бюро ученых. С хорошенькой девушкой Катей чертежницей из КБ у меня был мимолетный роман, и она мне под "страшным секретом" передала услышанный ей разговор конструкторов, о том, что по нашим технологиям ЧПУ и системам электроники мы опережаем Европу и США на десять - пятнадцать лет. А теперь это "Долина орков".
  
   Насколько я помню, этот урбоним не связан с мигрантами. В конце восьмидесятых, начале девяностых годов двадцатого века обильно печаталась и читалась переводная литература жанра "фэнтази", многие увлеклись и забавлялись ролевыми играми, и вроде как, именно в общаге ПТУ "Смена" сформировалась команда игроков "орков" от них и пошло новое название. Впрочем, я тогда был уже взрослый "дядя" и орками, эльфами, гномами и прочими персонажами не интересовался. С нулевых годков третьего тысячелетия, когда из независимых государств, в поисках куска хлеба к нам хлынули мигранты имя - урбоним: "Долина орков" стало звучать довольно зловеще.
  
   Входим в бывшую заводскую общагу. Никаких вахтеров тут конечно давно уже нет, от напольного линолеума остались одни клочья, деревянные перила на лестницах оторваны, облупившаяся штукатурка стен осыпается. Тяжелый запах гниющих подвальных коммуникаций, табачного дыма, варящейся пищи. Чуть освещенные коридоры заплеваны. В таком месте немудрено возненавидеть весь свет, отравится отчаянием и злобой, совершить бессмысленно жестокий поступок. Мои провожатые громко перекликаются на родном языке со встречными соплеменниками, те с любопытством и недобро меня разглядывают. Тут я чужой, а чужаков в "Долине орков" не любят. Заходим в большое помещение на первом этаже, раньше помню, тут была комната для досуга, на полу был расстелен недорогой ковер, стоял большой цветной телевизор, столы для настольных игр, вдоль стен были расположены уютные диваны. Теперь всё помещение заставлено двухъярусными кроватями - шконками, по углам вместительные самодельные сумки с вещами, на единственном большом облезлом столе остатки ужина - огрызки колбасы, одноразовые тарелки с "бич - пакетами" остывшей лапшой быстрого приготовления, пластиковые стаканчики с недопитым чаем. Мне и в зонах (исправительные учреждения ФСИН) приходится бывать по адвокатским делам, но даже там бытовые условия лучше, а в помещениях отрядов намного чище. Пока рассматриваю всё это убожество, в комнату собираются знакомые моего подзащитного. Рядом живут, некоторые вместе работают. Прошу их дать ему характеристику и почти не слушаю стандартный набор фраз:
   - Хороший, вежливый, всем помогает ...
   - Старших уважает ...
   - Не пьет совсем ...
   - Работает хорошо ...
   Мне всё это абсолютно безразлично. Нужный мне текст, положительно характеризующий личность обвиняемого, я сам на компьютере наберу, от них требуются только паспортные данные, подписи и возможность при необходимости озвучить текст характеристики в ходе судебного заседания. Сидя на краешке кровати, судорожно зевая от нехватки кислорода, еле дождался, пока все выскажутся. С такой характеристикой моего подзащитного надо на Нобелевскую премию мира представлять, а не в узилище томить. Прошу легально находящихся в стране уважаемых гостей предоставить свои сведения, для внесения в текст и последующей подписи. Замялись, переглядываются, осторожно намекают, что не всё так просто. Очень мило, просто "прэлестно" из двадцати собравшихся в комнате общаги мужчин нет ни одного "легала". Был один, но его убили. Да за что - же?
  
   - Взял в жены местную сучку, гражданство надо, - хмуро стал объяснять Нуриддин, - а ей всё не так, женщина должна быть покорной и мужчину слушать, а не кричать на него. Он ее учить стал. Раз, не поняла. Два, опять не поняла. Он палкой ее учить стал, а она совсем, совсем злая стала. Нож схватила и удалила, пять раз ударила. Он весь кровью истек. Фашистка проклятая. Пусть теперь в турме сгниет, пусть весь ее проклятый род сгинет.
  
   Вот как? Я помню это дело, интересы жестоко избитой и обвиняемой в убийстве Алевтины Косиной представлял мой коллега "Федорино горе", адвокат по назначению, он сам просил его назначить. Он вообще странный немного, говорят с "нациками" путается. Его в нашей среде не то что не любят, а так, стороной обходят. Прозвище "Федорино горе", он получил от своей фамилии Федорин. Ходил слушок, что его органы разрабатывают, а от таких надо держатся подальше, работа хорошего адвоката любит тишину. А лично мне плевать! Хороший он парень, ещё не сгубила его наша работа, только опыта мало. Я его тогда консультировал. Настойчиво советовал, сведи это дело к семейной бытовухе, не зли следствие и полицию, не раздувай скандал. Всегда помни! Твоё дело спасти клиента, а не устанавливать мировую справедливость. Он спорил! Сопляк, а кричал на меня: "Совок гребанный. Ссыкло!" А потом когда девушке избрали меру пресечения "содержание под стражей" и стали "шить" умышленное убийство на почве национальной неприязни, все же стал слушать советов. А потом, молодец, сумел свести дело к превышению самообороны, доказать аффект не смог, так тут и я бы не сумел, да и любой другой тоже. Я был на оглашении приговора. Растерянная, скромно одетая совсем ещё молоденькая девчонка в клетке, ее нервно запуганные родители в зале. Три года колонии - поселения. С зачетом нахождения в СИЗО она вернется домой уже через год. Таких наивных девчонок часто зло называют "чернильницы", а мне их жаль. Ну поверила дурочка красивым лживым словам, думала не пьет, работящий, ласковый, добрый. Потом верила, что крики, ругань, это пройдет. Верила и надеялась до тех пор пока ее не стали избивать и учить, что ее дело обслуживать своего господина и молчать. Вот ты и очнулась девочка, вот и поумнела, надеюсь второй раз ты уже нормально выйдешь замуж, и пусть не сгинет твой род. Род способный на жестокое избиение и издевательства ответить ударом клинка, даже если это просто столовый нож.
  
   - Все ясно, - я оглядел обступивших меня молодых смуглых мужчин, - значит Зафару на положительные характеристики рассчитывать не стоит, так?
   - Может русских попросить? - по-восточному акцентируя слово "русских" неуверенно спросил один.
   Остальные разом загалдели. Ну и шум, я поморщился, заболела голова.
   - Ты тут подожди пока, - решительно сказал не выходивший из комнаты Нуриддин, - мы найдем кого надо, что надо они подпишут.
  
   Ищи. Мне плевать кого ты найдешь, наркомана или опустившегося алкоголика. Да и не нужны мне по большому счёту ни характеристики, ни данные тех кто их подпишет, мне нужно показать имитацию работы, а сбор данных это стандартный и предсказуемый прием работы любого защитника. Пусть думают, что я иду проторенной дорогой. Пусть думают и не знают, что с завязанными глазами я уже вышел на край минного поля.
  
   - Вы это, адвокат, да? - вежливо обратился ко мне один из оставшихся в комнате мужчин, когда Нуриддин, уже вышёл.
   Утвердительно киваю головой. Спрашивающий мужчина лет тридцати называет своё имя:
   - Турсун, - и предлагает, - Чаю?
   - Спасибо, не надо, - отказываюсь я и рассматриваю грязный весь облепленный грязными отпечатками пальцев эл. чайник. Старый чайник, судя по "советскому" дизайну он остался от прежних жильцов.
   - А вот скажи, скажи что делать, у меня ...
   Обычное дело, наняли, работал на стройке, строительство закончили, не заплатили, обидой ломается и дрожит голос:
   - Дома денег ждут, трое детей у меня, чтобы сюда приехать и всем заплатить я в долги влез, отдавать надо, тут за место платить надо, кушать тоже надо. Дома жена плачет, мама плачет, дети плачут. Что делать, скажи?
   Как разом плотину прорвало, хлынул неудержимый поток жалоб. Жалуются, кричат, машут руками. Общий смысл, густо прослоенный профессиональным жаргоном, матом, и словами родного для них языка сводился к тому, что: "Местные нас за людей не считают ... Полиция только взятки берет ... Платят мало, очень мало, работы самые грязные, самые тяжелые .... Заболел с работы гонят ... В больницу, плати ... Детей в школу отправить, плати ... Как жить? Зарплата шесть тысяч, если сильно повезет то десять, а могут и их не дать. Тут за койку две тысячи отдай ... кушать денег надо, домой денег отправить надо. Ты скажи, как жить?"
   - А господин Дорахмонов? - я прерываю поток их жалоб, - Почему он вас не защищает? Что вы мне тут говорите? Скажите ему!
   Тишина, они замолчали, все, сразу.
   - Он большой человек, - помявшись и оглядев своих земляков, тихо отвечает Турсун, - ему не до нас. Что возможно, он делает. Вот разрешение на строительство новой мечети получил, мы для нее уже деньги собираем.
  
   Забавно, а я и не знал, что это они средства на строительство собирают. По федеральной программе толерантности и адаптации мигрантов финансовые средства уже выделены из бюджета. По конкурсу право на строительство получила: ООО "ПрСК "Луч 1000 - Плюс". Ее учредителем и собственником является господин Дорахмонов. Какой хваткий господин, федеральных денег с избытком вполне хватит на возведение этого объекта, но он обложив земляков обязательным богоугодным сбором дополнительные источники финансирования находит. Вот уж воистину верующий!
  
   Слушаю однообразные жалобы дальше, теперь мне про местную ФМС рассказывают: Как, что и почём. Это ж какие деньги люди в этой структуре зарабатывают! Ладно, уважаемые гости, я вас выслушал, хватит. В общих чертах я и так всё знаю. Вам тут у нас плохо, без всякого ёрничества и сарказма, действительно плохо и мне искренне жаль вас. Возвращайтесь домой, к своим семьям! У вас есть своё государство, пусть его власти обеспечат вам высокий уровень жизни, хорошую работу, бесплатную медицину и образование. У вас же всё это уже было! Помните? При "проклятой" советской власти, при русских "оккупантах" у вас всё это было! Были учителя и врачи, грамотные инженеры, талантливые деятели культуры, многие из них были русскими. Помните? Я смотрю на лица этих людей и вижу, не помнят, им по двадцать - тридцать лет и они уже ничего не помнят. Ну что ж. Отказ от памяти это приговор истории, он обжалованию не подлежит. Я продолжаю их рассматривать и невнимательно слушая, вспоминаю своих армейских товарищей. Многие были призваны из республик Средней Азии, в основном хорошие ребята. Так вот они-то мне и рассказывали, что даже в советское время освещенный традицией обычай выкупа невесты, привел к тому, что в бедных многодетных семьях родственники заранее сговариваются о свадьбах их детей. Выкуп в этом случае носит чисто символический характер. И очень часто в брак вступают троюродные и даже двоюродные брат и сестра. А если к тому и родители со стороны жениха и невесты тоже являются родственниками, то чему это приводит, скажет любой врач или генетик. А с тех пор бедных стало намного больше. Выросшие в состоятельных семьях мужчины и женщины из этих стран к нам работать гастарбайтерами не едут, им и дома хорошо, они если и приезжают, то только делать бизнес. Работать едут те, кому не хватает места под солнцем на родной земле. Даже не беднота, просто неграмотная нищета к нам едет, в подавляющем большинстве без нормального профессионального образования.
  
   - Дома работа есть, - продолжает негромко рассказывать Турсун, - тридцать баксов в месяц за нее платят. А гнуться на ней надо по двенадцать часов. Тут хоть шанс есть устроиться и заработать. Буду искать, буду работать, а потом и семью сюда перевезу.
   И делясь сокровенным, мечтательно договаривает:
   - Детей тут выучу, может начальниками станут.
   - А русские мужчины работать не умеют и не хотят, - встревает в разговор ещё один, молодой на вид лет двадцать ему, был в той компании, что хотела меня на улице ограбить, - они только бухают.
   Все, кто кивками головы, кто междометиями, подтверждают его слова, а он уверенно с таким заметным пренебрежением продолжает:
   - Все бездельники и трусы, а их женщины, шлюхи.
  
   Интересно, очень интересно, и ведь многие из них искренне так думают и говорят, вот что страшно. Это кто вам внушил такое? Ты увидел пару бомжей и алкашей и для тебя уже все такие? А если девушка одевается, так как ей нравится, то она живет на своей земле и жить по твоим понятиям не собирается. Понял? Мужчины вас боятся? Во - первых не вас и далеко не все, а во-вторых это до поры. На них со всех сторон давят, на работе - начальство, на улицах - полиция, дома - жены просят: "Не лезь, посадят", не допекло их ещё окончательно. А если вы стаей одного окружили и грабите, а он всё покорно отдает, чтобы не забили до смерти, так он это запомнит. Вы слышите, запомнит и будет ждать случая, с большой лихвой вернуть "долги". Не слышат, я по лицам вижу, не слышат и не хотят слышать. Я продолжаю рассматривать этих взрослых мужчин и вспоминаю оперативные сводки и статистические данные полиции о росте изнасилований, грабежей и групповых драк в этом районе. Всему есть объяснение. Приехавшие в чужую им страну, вырванные из обычного для них круга семейных в том числе и сексуальных отношений мужчины мигранты в равнодушном, пренебрежительном, а часто и просто враждебном к ним отношении не имеют возможности вести нормальную и вполне естественную сексуальную жизнь. А тут рядом с ними на улицах, на работе, в местах отдыха, не обращая на них внимания находятся молодые женщины да ещё как правило, одеждой и макияжем подчеркивающие свою сексуальную привлекательность. Чужая пришельцам культура межличностных отношений, чужой образ жизни, провоцирует их на изнасилования и служит не только гормональной разрядкой, но и компенсацией за унижения, пренебрежение, вынужденное сексуальное воздержание. Принуждение к сексу к этой самой интимной части человеческих отношений, это как апофеоз их власти над человеческим телом, над его психическими и ментальными реакциями. И ничто не вызывает такую ответную ненависть у местного населения как насилие приезжих над женщинами и детьми. Вступает в силу бессознательный древний инстинкт сохранения рода, без женщин, без детей которых женщины рожают и вскармливают, род обречен на гибель. Перед этим инстинктом самосохранения бессильны любые толерантные высказывания о делении людей на хороших и плохих. И скоро очень скоро перед этим древним и могучим как самое жизнь инстинктом будет бессилен страх перед полицейскими дубинками.
  
   - Как тебя зовут? Ты кем работаешь? - спрашиваю молодого "обличителя пороков" местного населения. Лицо явно интеллектом не блещет, впрочем гигиеной тоже, небрит, зубы желтые, от немытого тела и давно нестиранной одежды дурно пахнет.
   - Юсуф, - он замялся, - пока не работаю.
   - А живёшь с чего?
   Гневный "обличитель пороков" невольно засопел, не хочет отвечать, пожимает плечами, на языке жестов это означает: "да так ...и не лезь не в своё дело"
  
   В заставленной кроватями комнате от включенного самодельного электрического обогревателя, от дыхания множества собравшихся людей, стало душно и парило. Запотели оконные стекла, клубится пар. Я не провидец - экстрасенс, но твою судьбу Юсуф ясно вижу, ты и дальше будешь заниматься грабежами. Жить то на что-то надо. Если покажешь себя "ловким" парнем, то тебя пригласят работать мелким наркодилером. Рано или поздно, но уверовав в свою полную безнаказанность, ты попадешься с поличным или свои тебя сдадут полиции для формирования нужной отчетности. Тебе дадут немного, по минимуму, есть такая закрытая статистика. Ты получишь свой небольшой срок, а на твоё место быстро найдут другого "ловкого парня". Когда тебя будут судить, то все как заклинание будут повторять: "Нет плохих народов, есть плохие и хорошие люди, а хороших людей больше". Манра современной толерантности. Я с ней согласен. Действительно нет плохих народов. Есть представители народов, которые рассматривают нашу страну и ее население только как поле для добычи. Их становится всё больше. Не хотят работать за мизерные зарплаты, таят горькие обиды на тех кто их обирает и отравленные сознанием: "русские мужчины бездельники и трусы, не работают, а только бухают. А все их женщины шлюхи", сбиваются в криминальные группы, образуют и расширяют этнические анклавы. Они не грабят, не насилуют, не торгуют наркотиками, они так ведут войну за право на жизнь, на чужой для них земле, земле которую они постепенно удобряют под свои нужды. А эта земля, моя Родина! И что я тут делаю? Почему я защищаю одного из них, почему не кричу: "Отечество в опасности! К оружию!" Себе я могу признаться: боюсь, просто боюсь. Знаю, посадят или убьют. Совок, овощ, я не одинок в своём жалком пассивном страхе, нас миллионы. Прощай Родина, твои сыновья и дочери, уже не хотят защищать тебя, ты будешь изнасилованная зараженная "дурной" болезнью бессильно валяться в грязи, а мы проходя мимо будем отводить глаза и жалко блеять: "Я тут не причем, ты сама виновата". Режет глаза табачный дым, тусклый электрический свет подчеркивает убожество комнаты, дурной запах от гниющих в подвале коммуникаций отравляет дыхание, через запотевшие окна ничего не видно, болит голова. Все нормально, я выполняю свою работу, и хватит тут кликушествовать, все нормально, все нормально ...
  
   - Вот, - вернувшийся в комнату Нуриддин протягивает мне корочки паспортов, - Эти люди готовы всё, что надо подписать.
   Раскрываю паспорта, судя по именам и фамилиям, все русские, все прописаны - зарегистрированы в этом здании. Подписанные ими характеристики будут для суда иметь особое значение, их имена послужат гарантией торжества толерантности. Они подпишут, что мой подзащитный педофил насильник, добрый и хороший человек, уважает старших, не конфликтует с соседями, помогает им, честно работает, не пьет, не дебоширит. Для меня как для адвоката эти имена просто "манна небесная". Можно смело на суде заявлять о трагическом стечении обстоятельств, об ошибке следствия, о том, что подсудимый в силу своих моральных качеств, просто не мог совершить преступление, вот сами смотрите - он такой хороший. Раскрываю последний принесенный паспорт. Екатерина Васильевна Строгина. Фото пожилой поблекшей женщины. Катя! Это ты?! Катька, я же за тобой ухаживал, помнишь? У нас роман был, я тебе цветы дарил, в кино водил. Эх, Катя ... Разошлись мы, ты девушка строгих правил была, а я ... да что там говорить, я от тебя к Вальке - давалке ушёл. А ты вышла замуж за молодого перспективного инженера из КБ "Электронного". Я даже тогда тебя не осуждал, что ты его предпочла. Я был слесарем второго разряда и ждал призыва в армию, а он такой умный, такой образованный, по сравнению со мной восемнадцатилетним, такой зрелый. Что ты тут делаешь, Катя?
  
   - Мне надо встретиться, с этими людьми, - я складываю паспорта в стопку и держа их в правой руке встаю с кровати.
   - Зачем? - сразу напрягся Нуриддин.
   - Согласовать их показания, - сухо объясняю я, - а то бывает, подпишут, что им подадут, а потом такую ересь в суде несут, что уши вянут.
   Он загораживая дверь мнется у выхода из комнаты. А почему?
   - Ушёл с дороги, освободил проход, - подходя к нему вплотную, недобро улыбаясь, требую я.
   Он нехотя, осторожно отступает. Такие всегда отступают, когда чуют чужую силу и готовность идти напролом.
  
   По загаженной бытовым мусором лестнице быстро поднимаюсь на пятый этаж здания. На этом этаже все более-менее чисто, по крайней мере, мусор грудами по углам не валяется. Прохожу в общую кухню. Тут готовят, кипят на плите кастрюли, шипят сковородки, исходя паром свистит чайник. У общего стола суетятся две пожилых женщины, одна худенькая, вторая полная.
   - Мне бы Екатерину Васильевну Строгину, увидеть, - отвечаю я на их встревожено вопросительные взгляды.
   - Это я, - настороженно отвечает одна их женщин и поспешно одев очки, смотрит на меня.
  
   Здравствуй Катя! Не узнаешь? Я тебя тоже не узнаю. Теперь ты вся высохшая женщина в старом халате. Волосы поредели и поседели, лицо изможденное. Катя ты же красавицей была! Что с тобой случилось, Катя? Меня тоже не узнать, понимаю. Я тогда был худенький, кудрявый, восемнадцатилетний мальчик. А теперь солидный, коротко остриженный, рослый не молодой мужик. Волосы тоже поседели, синева глаз выцвела, лицо покрыто сеткой морщин. Ну здравствуй Катенька! Это я! Давай обнимемся по старой памяти. В памяти моей юности ты так и осталась красавицей. Ладно тебе не плачь, давай поцелую, как тогда, помнишь, в щечку.
  
   Сидим за столом, чай пьём. Я про себя всё рассказал. Женат, жена хорошая, сын взрослый, квартира приличная, работа нормальная, платят хорошо. Здоровье по возрасту, но пока не жалуюсь. Ты - то как?
   - Муж умер, давно, от инфаркта - у Кати с лица как смылось взволнованно радостное оживление от встречи, - в девяносто третьем наш завод закрыли и обанкротили. Он этого не вынес. Я с двумя детьми на руках осталась, все накопления, что на "черный день" отложили, еще раньше обесценились. Первыми в заводской очереди на трехкомнатную квартиру стояли, да так тут в общаге и остались. Хоть эту комнату приватизировать удалось. Турецкими и китайскими тряпками на рынке торговала, простудилась, надорвалась баулы таскать. В больнице лежала, денег на лекарства нет, еды нет. Дети дома голодные. Опять на рынок вышла, доторговалась до инвалидности. Сын учился и машины мыл, дочь косметику вразнос продавала. Так и жили. А про тебя мне твой бывший дружок Сережка рассказывал. Говорил, что ты адвокатом стал, зарабатываешь хорошо. Помнишь Сережку, то? Спился ведь он, от спирта сгорел. Мы когда ему на похороны собирали, хотела я к тебе зайти, денег попросить, позвонила, а там говорят, что ты в командировке и когда вернешься не известно. Дети? Они выросли. Сын автомеханик в столице живет, женат, двое внуков у меня. Он квартиру в кредит купил, меня к себе зовет. Да куда я поеду? Им там самим в двухкомнатной тесно, да я ещё инвалидка старая им на шею сяду. Дочь замужем, живет во Франции, работает продавщицей в косметическом магазине. Тоже зовет к себе. Может и поеду, погляжу, что да как, а то и останусь. Стану французской тещёй.
   Катя беззаботно как встарь, засмеялась, с одобрением на меня посмотрев, продолжила говорить:
   - Вот кто бы мог подумать, что ты-то таким станешь? Солидным таким, серьезным. Я же помню как где драка, так ты обязательно там кулаками машешь. Как гулянка какая в общаге, так ты тут как тут. Я тогда еще думала, всем хорош парень, собой пригожий, ухаживает красиво и цветы дарит, не жадный, но уж больно шебутной, того и гляди посадят.
   Теперь уж я засмеялся, точно было дело, любил я в юности удаль в драках и пьянках показывать. Эх, да давно уж "укатали сивку крутые горки".
   - Знаешь, - Катя как задумалась, а потом грустно улыбнулась, - ты уж не обижайся, но я ведь ни дня ни пожалела, что тогда за Славку замуж вышла. Ни тогда, ни теперь. Хороший он был, ласковый, заботливый, веселый. Счастлива я ним была.
   Ну не плачь Катя, не надо. Знаешь, немногим так повезло. Не каждый может сказать: был счастлив!"
   - Ой, - Катя за столом встрепенулась, ладонью вытерла слезы, опять несмело и виновато улыбнулась, - да что ж это я! Такой гость, а я его пустым чаем угощаю. Да у меня же ко дню рождения бутылочка вина и коробка конфет отложены. Я сейчас, я минуточку, ты тут подожди ...
   Выбежала из общей кухни, на мои поспешные слова: "Кать, да не стоит, да не суетись ты" отмахнулась. Ладно, живы будем, я ей вина, конфет, цветов на день рождения принесу.
  
   - А со мной воспоминаниями предаться не желаешь, а? - повернувшись ко мне от плиты, толстая пожилая бабища в засаленном и подпоясанном шерстяным платком халате, широко улыбнулась. Двух зубов не хватает, машинально отметил я. Нет, "бабушка яга", спасибо конечно, но никак не желаю. Да и знаю я тебя только по сказкам. Хотя ты там худая и сгорбленная.
   - Не узнал, - "Баба яга", сокрушенно покачала головой, и ладонью откинула со лба жидкие крашеные перекисью водорода волосы.
   - Все вы козлы такие, - она хрипло засмеялась, - поматросил и бросил. Светлую, чистую любовь значит по сию пору вспоминаем и вздыхаем, а как меня так, нет. Когда ты в инструменталку детали для станка ходил выпрашивать, так помнил как звали. Я давала ...
   - Валька - давалка! - вскочив с табурета и выскочив из-за стола, ахнул я, - Так это ты?! Валя прости, не узнал! Давай я тебя обниму Валечка, милая.
   - С Катькой вот обнимайся, - отстранившись, довольно засмеялась Валька, - а мне сам знаешь, только обнимашек всегда мало было.
  
   Конечно мало, это я хорошо помню, я тогда хоть и находился на самом взлете гиперсексуальности, но опыта маловато было. Проходил у тебя сексуальные университеты, сдавал зачеты и экзамены, ты не строгой была, доброй. На пять лет старше, после развода, ты для меня была зрелой опытной женщиной. Не любовь, даже не страсть, а так суровая и приятная физиологическая необходимость, мне нужна была женщина на время, тебе мужчина. Вот и встречались. И все равно, все равно, ты знаешь Валя я тебе благодарен за то что было. Нет, правда благодарен. Ты уж прости, что не вспоминал.
  
   - Да ладно тебе, - хихикнув Валентина махнула рукой, - ты ж ничего не обещал, не врал, я ж тя сама в постель затащила. И до тебя мужики были, и после тебя тоже одна не спала. У меня моряк был, по всем статям просто как племенной жеребец, так он меня "порт разгрузки" называл, от него и родила мальчишку. Тот весь в папеньку уродился, просто копия, штурманом стал, в загранку ходит, по сию пору не женат, небось теперь в каждом порту внуки у меня есть. Одно слово, жеребец!
   Мы стояли рядом и болтали, так ни о чём, как это бывает при встрече старых приятелей, а тут Катя входит:
   - Опять двадцать пять, - беззлобно засмеялась она, - и опять ты Валей.
   Выставила за стол бутылку недорогого полусладного вина, положила коробку дешевых конфет. Немного смущенно, стесняясь скудости угощения, предложила:
   - Чем богаты, - и мягко, настойчиво попросила, - Валя посиди с нами.
   Сидим втроем, болтаем. Молодость, завод вспоминаем, перебираем в памяти общих знакомых, но "одних уж нет, а тё далече". Заводские цеха превратили в склады для "заморского ширпотреба", дом культуры продали - там теперь ресторан и казино, техническое училище закрыто в его помещениях расположился автосервис, общежитие училища продано в нем живут мигранты, общежитие завода продано, всех кто не успел, или не смог приватизировать свои комнатушки выселили. Осталось немного прежних жильцов, только те кто насмерть вцепился в свои "законные метры" и кому уходить отсюда просто некуда.
  
   Пока разговариваем в общую кухню, со всего пятого этажа собираются жильцы. В основном уже пожилые люди. Но есть молодые мужчины и женщины. Эта молодежь первое поколение жильцов родившихся и выросших в обшаге, другого дома у них никогда не было. Дети тоже подошли, они прячутся за спинами родителей и внимательно слушают, о чём говорят взрослые. На общем фоне серых, усталых, изможденных, обозленных или обреченно покорных лиц, их славные рожицы сияют как солнечные лучики. Ну раз уж все собрались, то достаю взятые паспорта и возвращаю их владельцам. Читаю фамилию, отдаю документ. Как поверка в армии, хотя нет, это больше похоже на перекличку в зоне. Советую больше свои документы никому не отдавать. К месту привожу пару известных мне случаев мошенничества с чужими паспортами. И сразу начался всеобщий злобный гвалт:
   - А ты попробуй не дай, изобьют, просто в комнату ворвутся и изобьют ...
   - Их тут черт знает сколько, и никакой управы на них нет, что хотят то и воротят ...
   - Детей одних дома боимся оставлять ...
   - Весь дом засрали, а попробуй, что скажи, ответ один: "Заткнись русская свинья"
   - Мне их старший так и сказал: "Не нравится? Убирайся!"
   - Ты говоришь заявление в полицию? Писали и не раз. Ответ один: "В ходе проверки нарушений не выявлено. Оснований для возбуждения уголовного дела, нет". Открыто по всему району наркотой торгуют, грабят, девчонок насилуют, все это знают, одна полиция ничего не видит, и всем всё по ...
   - Тут одни нелегалы живут, мы уж и ФМС писали, те придут с проверкой, гастеры в это время за углом посидят, посмеются, те уходят, они обратно. А нам ответ: "Лиц незаконно проживающих в жилом доме, не обнаружено"
   - Приходит их старший, этот Нуриддин вроде его зовут, и говорит: "Ещё одно заявление и мы вас тут всех вырежем". У него своя банда, они вырежут. Как кто из гастеров без работы остается, так нему идут, он их учит и на грабежи и торговлю наркотой посылает.
   - Самим сопротивляться? Был у нас такой, Мишкой зовут. К жене его приставали, так он один троих гастеров в кровь измочалил, так отлупил, они по коридору еле по стеночке отсюда уползли. Потом Мишка по окрестным домам парней собрал, и они все вместе пришли в общагу порядок наводить. Эти все сразу и разбежались. Через час ОМОН прилетел, бугаи в масках наших ребят хватали, избивали и в отделы полиции. А уж там на них орать: "Нацики проклятые!" А Мишку потом посадили. Вот и сопротивляйся после всего этого ...
  
   Я смотрю на эти лица, слушаю их злобные выкрики, так похожие на стоны тяжелораненого человека и мрачные недобрые мысли охватывают сознание: "Вот какое оно: Русское гетто. Вот оно какое: наше уже почти наступившее будущее. Эта общага ее жуткий и откровенный пролог. Все кто способен к сопротивлению, посажены. Остальные люди запуганы, утратили надежду, никому не верят, даже себе. Это уже не Россия, это долина орков"
  
   - Дядя! - обращая на себя внимание, светленькая девочка лет десяти потянула меня за руку.
   ?! - вопросительно посмотрел я на нее.
   - А мне приезжий мальчик, с третьего этажа, мы с ним вместе в школу ходим, сказал, что когда я вырасту, то буду его рабыней. Это правда?
   Как выключили звук после ее слов. Мертвая жуткая тишина на кухне. Я не знаю, что тебе ответить. Не знаю, каким будет наше будущее. Я могу только с трудом улыбнуться, и не зная правды, ласково утешить тебя:
   - Ну конечно, нет ...
   - Постой, - Катя в упор требовательно посмотрела на меня, - А как у тебя наши паспорта оказались? Их же Нуриддин собирал?
   - Я осуществляю защиту Зафара, ну которого посадили, - не глядя в ее сторону, промямлил я, - паспортные данные мне нужны для положи ...
   - Гад! - выскочив из-за стола, звонко крикнула Катя, и как пощечиной наотмашь ударила, - Падаль продажная!
   Тряслось ее тщедушное тело, изможденное лицо исказила гримаса негодования. Она схватила недопитую бутылку вина, початую коробку конфет, всё швырнула в мусорное ведро и на пределе сил опять крикнула:
   - Вот отсюда!
  
   И я ушёл. Это хорошо, что теперь на улице идет мелкий осенний дождь. Хорошо, что не понять кто это плачет, небо или я. Я шёл как в тумане, не разбирая дороги, по лужам, по грязи дорожного покрытия, гулко с надрывом билось сердце, промокли дорогие модельные туфли, набух от дождевой влаги "фирменный" пиджак.
   - Стой! - окликнули меня.
   Оборачиваюсь. Это Валя меня догоняет, успела одеть красные резиновые боты, накинуть мужского покроя куртку, голову повязать платком.
   - Ты на Катю не обижайся, - задыхаясь, тихо попросила, она - У нее рак, уже неоперабельный. Ей совсем недолго осталось. Нервы на пределе. Детям сообщать запретила, не хочет их волновать. Просила рядом с мужем ее похоронить.
   Я молча смотрел на Валю. Нечего сказать, слова пусты, жизнь бессмысленна, на улице одна грязь. И только "Баба яга" утешает:
   - Не сердись, если хочешь, я тебе сообщу, что да как ... Простица то придешь?
   - Приду, если смогу, - глотая ком в горле, еле выталкиваю слова я.
   - В мужиках я всегда хорошо разбиралась, - чуть улыбнулась Валя, - всегда как чуяла, кто чёго стоит. Так вот знаю, ты не из тех кто предает. Катя это так сгоряча ...
   - Этот Зафар, сын моего армейского друга, воевали вместе, - озябшим голосом, через силу, как оправдываясь, говорю я, - потому то и взялся за его защиту.
   - Понятно, - кивнула Валя, помолчала и с грустью, - Ты уж сам выбирай с кем тебе дальше по пути. Сам видишь какое время наступает. А теперь прощай!
  
   Прощайте воспоминания о юности, прощай заводское общежитие, ставшее "Долиной орков", мне тут уже нет места: ни с одной, ни с другой стороны. Прощайте и не поминайте лихом. Прощайте, я бегу прятаться в свою "крепость", за металлический ажурный забор, за охрану, за стальную дверь. Я до болезненной дрожи продрог под осенним дождем и чтобы не заболеть, выпью в своей уютной квартире горячего чаю с лимоном, посмотрю бессмысленные и лживые программы по ТВ, потом выпью коньяка, затем ещё. Сладкий алкогольный туман снимет стресс, станет тепло и хорошо. Я не буду думать об этом деле и этих людях, я не буду думать, что выпитый сегодня коньяк и обманчивое тепло, завтра обернутся жесточайшим похмельем, рвотой и головной болью. Я бегу, и не важно куда, в свою крепость или в дурман алкогольного бытия.
  

Глава третья

  
   Римские легионы Марка Лициния Красса закрывшись сплошной стеной щитов, печатая шаг неумолимо наступали на армию восставших рабов Спартака. Не видно лиц легионеров под забралами шлемов, тела закрыты броней, ноги поножами. Они лучше вооружены, хорошо организованы, спаяны железной дисциплиной. Они раздавят и уничтожат рабов осмелившихся взять в руки оружие и вышедших на бой за свободу, выживших распнут на крестах. Барра!
  
   Я поморщился, от выпитого вчера конька болела голова, чуток подташнивало, и потом легионеры не кроют матом, а центурионы и легаты через мегафоны не командуют на русском языке. Это всего лишь тренировка ОМОНа по разгону массовых демонстраций. Но впечатляет, и ассоциации соответствующие возникают. Щиты, шлемы, бронежилеты, дубинки - шокеры, ровный строй, властные команды. Стоя у проходной КПП базы местного ОМОНа я смотрел, как они готовятся. У нас в городе никакими массовыми беспорядками и не пахнет, но ОМОН готов выполнить приказ в любом другом населенном пункте. Им за это хорошо платят.
  
   Тренировка окончена. Условный враг (спарринг партнерами полицейских были солдаты срочники из внутренних войск) повержен. "Мда-с! - наблюдая, как дежурный с КПП бежит докладывать командиру о посетителе, размышлял я, - Всё это конечно весьма внушительно и психологически вполне оправдано, но достаточно одного пулемета, обученного расчета и от этого строя через минуту только "пух и перья" полетят. Но у "вованов" как теперь называют ВВ МВД есть свои пулеметы, им придали бронетехнику и авиацию, так что они в равной степени готовы к жестокому подавлению безоружных и войне с вооруженными". По крайней мере по планам которые им отвели, готовы. А как на деле, не знаю, да честно говоря и не стремлюсь узнать. Окончательный ответ на этот вопрос может дать вооруженное восстание и гражданская война, а я до нервных судорог боюсь восстания и последующей бойни.
   - Вас ждут, я провожу, - дежурный по КПП был отстраненно и настороженно вежлив.
   В его сопровождении иду по плацу части. Раньше на этом месте дислоцировался батальон внутренних войск. Батальон, увеличив численный состав, развернули в бригаду и перевели в казармы ликвидированного полка ВВС, а это готовое и оборудованное место на окраине города, отдали под базу ОМОНа. Пока иду до здания штаба разглядываю цветные стенды с образцами форменной одежды и призывами типа: "Служим закону, служим народу". Смешно, тут служат тому, кто платит, по сути это наемники.
  
   Через общих знакомых (в адвокатуре много бывших сотрудников МВД) мне удалось договориться о встрече с и.о. командира ОМОНа и вот я иду на встречу с человеком, который на видеозаписи рыча от злобы матом, избивал моего подзащитного. Я иду на встречу с преступником. Я иду на встречу с "карателем", у которого за плечами командировки в районы охваченные волнениями. Я иду на встречу с сержантом срочной службы, который в двухтысячном году в составе десантной роты защищал Россию от вторгшихся из мятежной Чечни отрядов головорезов. Я иду на встречу с отцом изнасилованной девочки, это над его дочерью надругался сын моего армейского товарища. Сентябрь, опадают листья с деревьев, их кружит легкий теплый ветерок, солнце еще греет. Я иду по земле своей страны, где уже стерлись нравственные ориентиры, по земле на которой трудно узнать, кто твой враг, кто друг, а кто как и я, просто овощ.
  
   Видеозапись закончилась. На экране ноутбука застыл последний кадр: рослый полицай с искажённым от злобной ярости лицом наклонился к потерявшему сознание избитому человеку. Его легко опознать этого майора, вот он сидит напротив меня, за столом в служебном кабинете, а на лице у него не злобная ярость, а отвращение.
   - Шантажировать меня пришёл? - со злобной насмешкой спрашивает полицай.
   Над дверью его кабинета табличка: "Майор Родин Юрий Петрович"
   - Можно и так сказать, - тихо, но внятно ответил я, - а можно сказать, что пришёл договариваться.
   - Довариваться? С тобой?! - негодуя и интонационно подчеркивая своё презрение, повысил голос майор, - Да я тебя прямо тут урою, семь бед, один ответ.
   - Ага, - усмехнулся я, - правильно это звучит как: "окончательное наказание назначается путем поглощения менее строгого наказания более строгим либо путем частичного или полного сложения назначенных наказаний"
   - Чёго? - сбился с негодующего тона майор.
   - Не чёго, - внушительно заметил я, - а статья 69 УК РФ. Эх, а ещё полицейский, а УК то и не знаешь.
   - Да, пошел ты на хрен со своим УК, - растерянно огрызнулся он.
  
   "Пошел ты на ... со своими законами" - это теперь привычная реакция сотрудников полиции, если им на память цитировать соответствующие статьи. А если из книги - кодекса им прямо по тексту читать, то дополнительно обычно советуют засунуть этот кодекс туда откуда выходят испражнения. Встречное предложение пойти туда самим, расценивается как оскорбление должностного лица при исполнении. Расплата за такую дерзость бывает разной. Омоновцы, те предпочитают заковать в наручники, а потом уронить задержанного пару раз на пол, или приложить головой об угол двери. В отделах обычные полицейские, как правило более "гуманны" и сажают шибко грамотных на три часа в "обезьянник" - остынь. Адвокатов это пока не касается, неопытный адвокат машет "корочкой" и визгливо грозит жалобами и судами, полицаи улыбаются. Опытный, тот вообще про законы не заикается, а "тихой сапой" зная и применяя обычаи полицейского оборота, вытаскивает послушного клиента из "предвориловки" и всё довольны.
  
   - Иди отсюда, - чуток подумав, посоветовал майор, - договариваться мне с тобой не чем. А по записи, то максимум, что мне будет, так это получу выговор, лишат премии.
   Он встал и вышел из-за стола, здоровый сильный мужик и с угрозой бросил:
   - Пошёл вон! Сам иди, а то дорогу покажу, не обрадуешься.
   - Дурак ты майор, - не двигаясь на стуле, устало заметил я, - ты мозгами думай, а не мускулами. Кто запись сделал? У вас же там только свои были. Как копия записи ко мне попала? Почёму для обычного гастарбайтера адвоката наняли? Кто тебе сказал, что это именно этот гастер, твою дочку обидел. Кто сообщил, где он прячётся, кто его задержал? Почему так вышло, что тебе его показали и дали возможность избить. Кто и за что хочёт тебя угробить майор? Тебя и твоих ребят?
   Он стоя в упор не мигая напряженно смотрел на меня. Недобрый у него взгляд, так смотрят на цель, перед тем как нажать на курок пистолета. А я продолжал говорить:
   - Выговором ты не отделаешься. Сдадут тебя майор, можешь даже не сомневаться, сдадут. Ты не офицер, ты пешка, просто пёшка в чужой игре.
   - А ты кто? - властно не отводя пристального взгляда, спросил он.
   - Тоже пёшка, но в отличии от тебя, я не собираюсь двигаться по шахматной доске и играть по уготованным мне правилам.
   - Мне надо подумать, - он как сломался и отвёл взгляд.
   - Думай сейчас, - я уже не говорил, а приказывал, - Прямо сейчас ответ дай, что ты выбрал. Договариваться со мной или ...
   Я перевел дыхание, я же вижу, всё он сломался. Это силовик, он не привык думать, он привык бить. Всё майор, я тебя переиграл. Слушай, что я тебе говорю:
   - На меня давят, - тихо и убедительно продолжил говорить я, - требуют, чтобы я подал на тебя заявление о преступлении и разместил видеозапись в интернете. Пока мне удалось убедить своего заказчика, что ещё не всё готово и притормозить это дело на пару дней. Больше он ждать не будет. Подлинник записи у него. Два дня, майор, два дня это всё, что у тебя осталось. Готовы блогеры которые разместят эту запись и прокомментируют ее, вдобавок попросят сделать перепост. Готовы "правозащитники" которые смешают тебя с говном, готовы заявления влиятельных столичных членов диаспор об угрозе "русского фашизма". Ты назначен быть "русским фашистом" майор Родин и тебя уничтожат.
   - Твоя цена? - негромко и напряженно спросил майор.
   - Свобода моему клиенту, - непреклонно потребовал я, - Ты и так его уже наказал. Он искалечен. А дальше ты откажешься от его преследования, вместе со своей дочерью ты придешь к следователю и в моём присутствии скажешь, что это не тот человек, который на нее напал.
  
   Его как мощным разрядом тока ударило, так затрясло от ненависти. Что не нравится? А когда ты дубиной бил задержанных, когда пытал их шокером, ты же об этом не думал? Не думал, как им было больно. Теперь больно тебе полицай, это не электрический шок, это самая страшная боль, боль за своего ребенка. За дочку, за красавицу которую изнасиловал мигрант. Вспомни "Долину орков" майор, как вы били ребят, за то что они пришли призвать к ответу обнаглевших от безнаказанности дорогих гостей. Вспомни как твои коллеги посадили парня, вступившегося за свою жену. А помнишь майор, как под твоей командой бугаи из ОМОНа избивали мальчишек, которые вышли на несанкционированный митинг. Тогда трое преступников не называемой национальности изнасиловали и убили ребенка. Из почти миллионного населения города на митинг протеста вышло двадцать мальчишек, им было от восемнадцати до четырнадцати лет. Их презрительно обзывают "школотой" и тупым "быдлом", а это цвет нации, ее надежда. Пусть они не во всём правы, пусть они ещё слабо образованы и им пока трудно на словах ясно, четко, грамотно объяснить свою нравственную позицию, но они безоружными шли на строй полиции размахивали флагами и звали к защите России. Это твои сотрудники их "винтили", кидали в автозаки, избивали их так называемыми "расслабляющими ударами", а потом развозили по отделам. Я не участвовал в этом митинге, мне это не по возрасту, а если честно, то просто струсил. Но я то хорошо помню, как ко мне прямо домой прибежала плачущая мама одного из них и умоляла помочь. Помню, как от рыданий тряслись у нее губы, помню ее слезы. Я поехал в отдел и видел этих избитых в кровь детей, одни были испуганны, другие остались несломленными. А ты помнишь их лица полицай? Вот и наступила расплата, теперь беда пришла в твой дом, в твою семью, теперь плачет и боится выйти на улицу твой ребенок, и ты как раненый с разорванной душой захлебываясь матерной руганью, кричишь мне:
  
   - Нет ...! Я не предам свою дочь! Не прощу, никогда, не прощу эту тварь! Я его ... и пусть лучше меня посадят!
  
   Я рад, что ты страдаешь, но это не радость садиста получающего удовольствие от чужих мук, я рад, что в тебе господин полицейский еще остались простые человеческие чувства. Я рад, что тебя ещё не окончательно превратили в биологическое существо готовое по платежной ведомости, по приказу "партии и правительства", выполнить любой приказ. Рад, что у тебя хоть что-то святое в душе осталось.
  
   На громкие матерные выкрики в кабинет ворвалось трое полицаев. Один из них, Семен, мне знаком по имени, его и двух других я видел на видеозаписи.
   - Все нормально ребята, - майор попытался им улыбнуться, вышло плохо, получилась болезненная кривая гримаса, - выйдите, у нас тут разговор.
   Семен посмотрел на меня с подозрением, двое других равнодушно окинули взглядом и все трое повернулись на выход.
   - Все очень не нормально, - остановил их я, - и вас это напрямую касается.
   И майору:
   - А ты не хочешь спросить и их мнение? Покажи запись, расскажи, что их ждет!
  
   Опять просмотр, но я уже не смотрю на экран ноутбука, я смотрю на бойцов ОМОНа. Обычные ничем особенно не примечательные парни, молодые свежие славянского типа лица, судя по цвету кожи не курят, вероятно и алкоголем не злоупотребляют. Вот этого, что сидит напротив меня зовут Захар, второго с округлым лицом Илья. Без черных масок и дубинок, без устрашающего матерного рева с которыми они проводят задержания, это нормальные люди. Запись окончена. Майор, суммируя наш разговор, короткими фразами дает пояснения и озвучивает моё предложение: "отпустить насильника"
  
   - Это ты решай, командир, - тихо говорит Семен, а эти двоё согласно кивают.
   Какие отважные парни, тут. А вот когда не они, а их прессовать начнут, вот тогда и посмотрим, кто чего стоит.
   - Пока ваш майор решает, - усмехнулся я, - Я вам расскажу, как будет вестись ваше дело. Оно уйдет в следственный комитет, оперативное обеспечение будет осуществлять ваше УСБ, а скорее всего ФСБ. Для начала вам выберут меру пресечения: "содержание под стражей"; рассадят по разным камерам и начнут таскать на допросы. Каждому, каждому из вас предложат сделку со следствием. Ее суть проста, один оговаривает всех остальных и получает минимальный условный срок. Как только будут получены данные экспертизы подтверждающие подлинность записи, то этого доказательства и показаний одного из вас, будет вполне достаточно, для законного, подчеркиваю вполне законного приговора. Сидя в вонючей камере СИЗО, вы станете думать не о мести за изнасилованную дочку командира, а о своих семьях и о своей судьбе. Так подумайте об этом сейчас, сию минуту, выход есть.
  
   А интонации у меня просто как у следователя на допросе. Сначала лживо ласковые, заботливо убеждающие: "Подумай парень, все поправимо, не ломай себе жизнь, признайся и подпиши. Подпиши признание и суд это учтет, а пока камеру получше подберем, передачи все без очереди примем. Подписывай вот тут. Ну, давай, чего медлишь? - и смена тембра голоса, теперь он звучит властно, грубо, угрожающе, - Не хочешь, ах ты не хочешь сука! Получишь по полной, понял? А пока в карцер! В СИЗО я уже договорился, тебе влепят нарушение режима. Я тебя сука, там сгною. А все признания твой подельник уже подписал, "паровозиком" по делу пойдешь. Конвой! Увести его!" Это осуществление психологического давления, обычная тактика следственных действий, на неподготовленных людей производит "убийственное" впечатление. Ну-с господа, что решили?
  
   Ничего, ждут решения, майора. Друг на друга не смотрят, примеряют на себя другую судьбу. Похвально, весьма похвально. Ладно дальше убеждаем:
   - Кто осуществил запись? Кто там был кроме вас четверых? Он же сразу даст на вас показания на следствии и суде. Кто вас подставил, идиоты?! Рассказывайте, вместе думать будем! Я жду! И не вздумайте кретины, сами с ним разбираться, он к этому уже готов, с головой, с головой в говно нырнете и утоните!
   "Идоты", "Кретины" это я специально так сказал, это тест, проверка реакции на готовность к сотрудничеству. Обидятся и возмутятся, значит ничего пока не получилось, пропустят оскорбление, значит готовы. Готовы как минимум не видеть во мне врага.
   Первым майор заговорил. Зло, глухо, отдаленной непроходящей болью звучит его голос.
  
   Когда он увидел избитую, изнасилованную, плачущую дочь, то первая реакция была острая боль, так сердце защемило, что еле на ногах устоял. Потом клокочущая, опаляющая ненависть. Бить, калечить, стрелять, огнем всю эту нечисть выжечь. Без пощады, без жалости, без закона. Искать, всех на ноги поднять и искать. Он это дело так не оставит, сам гниду найдет и на куски порвёт. Напичканную лекарствами дочь оставил на попечение рыдающей жены, сам поехал на базу. Из бойцов собрал тех, в ком был уверен, не предадут, помогут. Звонок по сотке, это опер из районного отдела полиции. Он докладывает. Насильника уже нашли, он в опорном пункте, пока не оформляли, хочешь с ним потолковать, приезжай. Он в машину, бойцы с ним. С сиреной погнали по ночному городу. Опорный пункт полиции на первом этаже пятиэтажного дома. Опер капитан Овин ждет у входа в помещение. Торопливо объясняет, насильника сдали полиции свои, он стал им хвастать как "трахнул" малолетку, а они как узнали от оперов чья эта дочь, так сразу и обосрались. Заявили на него тут же. Просят их не трогать, они тут не причём. Письменные заявления от них уже есть, там же указано, что это они его избили. Вот "заявы" сам смотри. В опорном пункте никого нет. Личность насильника установлена, это Зафар. Он под наркотой, практически невменяем. Не глядя на подсовываемые ему бумаги майор ринулся в комнату, омоновцы за ним, и увидели эту наглую, довольную, оскалившуюся в глумливой улыбке морду, а дальше ... все как на записи. Кто снимал? Да наверно капитан, на видеокамеру сотового телефона. Лично он съемку не видел. Затем избитого насильника отвезли в отдел, оформили как положено. И он уехал. Капитану потом как у них принято майор "поляну накрыл", тот уверил его, что побои списали на заявителей. Это всё.
  
   - А если в "заяве" написано, что это не мы его избили, то может за это зацепиться? - с надеждой спросил Семён, - а самим упереться: "да чуток поваляли по полу, но не калечили". Прокатит, а? Ты как думаешь?
   - А ты эти заявления видел? - мрачно спросил я, - вот и я в деле не видел. А если они напишут, или под протокол дадут показания, что никого не трогали, а только устно сообщили о подозрении, тогда как? Это же классическая подстава. Настоящий криминалист должен думать, думать, а не кулаками махать. Вас идиотов подставили, а вы и рады стараться.
   - Хотят опорочить ОМОН, замазать нас грязью, - уверенно и зло сказал майор.
  
   Я только рукой безнадежно махнул. Эх майор, ты в каком мире живешь? Ты мне ещё скажи, как население любит полицию и доверяет ей. Служим закону, служим народу! Вот у вас на плацу этот лозунг укреплен на металлическом стенде. Только давно уже облупилась краска и проржавело железо. Я вышел из-за стола и подошёл к окну кабинета. Опять на улице погода сменилась, моросит мелкий дождь, от резкого перепада давления усилилась головная боль. Думать, думать надо. Все ещё хуже чем я предполагал. По скверной привычке опять разминая пальцы, захрустел суставами. Конечно всё хуже, но не намного. Я отвернулся от окна, спросил:
  
   - Есть, что от головной боли? Голова просто раскалывается!
   - Только гильотина, - невесело пошутил Семён.
   - Есть коньяк, будешь? - поинтересовался майор.
   - Нет, - отказался я, - по крайней мере, не сейчас.
   - Я сбегаю, - один из омоновцев встал, - у меня в аптечке есть полный комплект лекарств. Свои противопоказания знаете?
   Противопоказания? Да знаю! Это моя работа, да и вообще вся моя жизнь. Говорила мне мама, учись сынок на бухгалтера, не послушался, идиот.
   - Всё неси, по аннотации и по составу посмотрим, что подходит, а что нет, - распорядился майор.
   Ишь какой заботливый, а как задержанным, так хоть издохни, даже глотка воды не дадут.
   Ладно, не отвлекаемся, думаем, думаем... Да не смотрите вы так на меня, это я просто пальцы разминаю, дурная привычка. Очень дурная привычка считать всех дураками, а только себя умным. Это привычка вас господин Дорахмонов до добра не доведет.
  
   - Смотрите, - я перестал хрустеть суставами, - с материалами уголовного дела я ознакомился, письменных заявлений там нет. Там есть только протоколы допросов свидетелей, которые утверждают, что подозреваемый им говорил, что имел сексуальный контакт с русской девушкой. Кто эта девушка? Почему это обязательно изнасилование, почему это именно твоя дочь? Генотипоскопическая экспертиза или экспертиза ДНК  частиц и образцов тканей взятых у жертвы и подозреваемого ещё не готова. Другие экспертизы, в том числе по анализу микрочастиц с одежды подозреваемого и жертвы только назначены, но ещё в лабораторию не переданы. Сам обвиняемый никаких показаний дать не может, ты же ему челюсть сломал, а письменные показания он дать не в состоянии, на русском языке писать почти не умеет. Твоя дочь, четко и уверенно по фотографии опознать нападавшего не смогла. В момент преступления она была в травматическом шоке, а при даче показаний следователю в посттравматическом шоке. Молодой, смуглый, воняет противно, вроде как азиатской внешности, это всё. С чего ты взял ... - я повысил голос и чуть не заорал, - ... с чего ты взял дебил, что это Зафар?
  
   Действительно, а с чего? Ладно, эти обучены только бить, ломать, подавлять, им что скажут, тем более их коллега, да ещё и в стрессовой ситуации, в то и поверят. Но я то? Двадцать пять лет работаю, в криминалистике разбираюсь. Я то с чего сам уверен, что насильник это Зафар? Дорахмонов мне сказал? Так он мне ничего такого не говорил. Запись, запись избиения, вот что послужило основанием для внутренней убежденности. Раз так бьют, значит виновен. Раз гастер мигрант, значит виновен. Подсознание сработало. Развели, как последнего лоха меня развели. Ловко, ничего не скажешь ловко. Так успокаиваемся, успокаиваемся, нечего тут кричать. Вон как на тебя смотрят, как на припадочного, спокойно все объясняй, спокойно:
  
   - Если экспертиза по анализу ДНК и по анализу микрочастиц с одежды потерпевшей и подозреваемого покажет, что насильник это не Зафар, то получится, что вы забили невиновного человека, - негромко сказал я, - А это уже совсем другая ситуация. На снисхождение тут рассчитывать не придется.
  
   Они ошарашено на меня смотрят, с недоверием, с подозрением, но тень посеянного сомнения уже заметна в их глазах, в выражениях их лиц.
   Прибежал омоновец с аптечкой. Выбираю себе лекарство. Горсть таблеток на ладони, ударная доза анальгетиков, должна помочь. Майор протягивает пластиковую бутылку с питьевой водой. Запиваю ею горечь лекарств. Бормочу:
   - Спасибо.
   И продолжаю:
   - Заключение экспертов будет готово приблизительно через три недели, а заявление на вас подадут через два дня. Я подам. Капитан "подставщик" подтвердит, что это вы избили Зафара, от слов сказанных вам тогда, отречется, как Иуда, помните про такого? В библейской версии Иуда поцелуем показал страже, кого ей надо хватать. А при аресте Христа, вашими древнейшими коллегами, даже апостол Петр, отрекся от Учителя. А ваши начальники не апостолы, да и вы не "христосики", всё от вас отрекутся намного быстрее.
   - А почему? - неуверенно оглядывая своих товарищей, растерянно спросил Семен, - почему именно мы под раздачу попали? Мы боевое подразделение, оперативных секретов не знаем, следствие не ведем, компромата у нас не на кого нет, да и быть не может. Мы обычные бойцы и ничего больше.
  
   Хороший вопрос, я ещё раньше над ним долго думал. Как только взялся за это дело, так и стал размышлять, сопоставлять детали. Действительно, почему подставили именно ОМОН? Прямых доказательств у меня нет, а вот анализ ситуации есть:
  
   - Тебя, когда ваш начальник ушёл на повышение, назначили и.о. командира, - внимательно посмотрел я на бледного встревоженного майора, - Документы на твоё утверждение уже подали, так?
   Он напряженно слушая, утвердительно кивнул.
   - Ты конечно, приказы выполняешь, любые, но в рейдерских захватах не участвуешь, бойцов для охраны и разборок внаем не сдаешь. Ещё у тебя за войну на Кавказе орден и два ранения. Тебя в отряде уважают. Своих ребят, ты всегда выручал. Когда тебе в частном порядке, за большое вознаграждение господин Дорахмонов предложил сотрудничество, ты отказался. Так? Ты не стал силами ОМОНа "крышевать" и прикрывать его бизнес, фирмы, незаконных мигрантов, наркоторговцев. Но это не самое страшное, ты об этом предложении поставил в известность начальника управления. Тот тебя поддержал, а через свои каналы предупредил Дорахмонова, чтобы тот в ваши дела не совался. Начальник вашего управления, тоже далеко не ангел, и рыльце у него в хорошем "пушку", но он собирает свой сладкий медок на других полянах, деньгами от наркоторговцев брезгует, на господина Дорахмонова и его связи ему плевать. И сделать ему Дорахмонов ничего не может, у твоего генерала есть своя поддержка в столице, крупных коррупционных скандалов у вас в управлении нет, массовые беспорядки в области отсутствуют, статистика преступности умеренная, и в МВД генерал на хорошем счету. И тут такой "мировой" интернет скандал: полицейские "фашисты" до полусмерти забили бедного гостя, по собранным его адвокатом характеристикам: такого честного; хорошего; законно работающего в стране парня. Визг поднимут до небес! И самое главное, всё это будет подтверждено неоспоримыми доказательствами. Тебе и твоим соратникам майор, показательно влепят немалый и тяжкий срок. Твоего генерала и покровителя со скандалом оправят в отставку. К руководству управлением придут новые люди. Не могу утверждать, что это будут ставленники господина Дорахмонова, пока силенок у него маловато расставлять свои кадры в МВД. Но полагаю "новичкам" тактично намекнут, кто стоял за отставкой их предшественников. И ещё один весьма полезный результат получит господин Дорахмонов, когда вас ошельмуют, втопчут в грязь и посадят, любой полицейский скажет себе: "Ну их, этих гастеров, а то посадят ещё". Они станут психологически практически неприкосновенны, а к чему это приведет, думаю ясно. А когда возмущенное безнаказанными преступлениями местное население поднимется, то подавлять недовольство "провокаторов националистов" бросят ОМОН. Ты будешь гнить в зоне, а твои коллеги будут бить и сажать наших ребят, во славу толерантности, во славу господина Дорахмонова. Ты как думаешь, майор, а вот твоя дочь выйдет протестовать? А если выйдет, то ее изнасилованную, с сидящим в зоне отцом, бравые защитники правопорядка, схватят за волосы, "нечаянно" ударят о дверь машины, зашвырнут в автозак, поставят на учёт и как выжгут на ней клеймо: "нацистка".
   Головная боль прошла, сознание стало четким, ясным и обостренным, я хрипловато рассмеялся.
   - Ты чего? - зло спросил майор, - чего тут смешного увидел?
   - Да так, представил себе как через пару лет, наши уважаемые гости из республик Средней Азии и наши еще более уважаемые гости из республик Северного Кавказа сойдутся в битве за сферы влияния, а остатки вашего ОМОНа запрутся на этой базе и начнут скулить: "Это до чего же Русь матушку довели?"
   - Уже сходятся, - мрачно заметил Семен, - только вчера массовую драку разнимали. Кавказцы с азиатами сцепились, по сотне с каждой стороны, замостовой рынок не поделили. Крики, стрельба из травматов. Народ в страхе разбегается. Мы драчунов раскидали и похватали, а в отделе полиции, на них протоколы об административном правонарушении составили и отпустили. Идите с миром, только больше не стреляйте, а то оштрафуем.
   - А знаешь в чём самый прикол? - с желчной улыбкой обратился ко мне один из омоновцев Илья, - в отделе кавказцы азиатам матом по-русски кричат:
   "Чё понаехали? Валите отсюда!" А тем им в оборотку вопят: "Сами убирайтесь!"
   - Велик русский язык, а особенно его матерное приложение. Как и встарь он остался средством межнационального общения и культурного взаимообогащения народов. А как утверждают в верхах, русские это всего лишь цемент между камнями других народов. Идет процесс формирования евроазиатского пространства, только нам и нашей стране места на этом пространстве очень скоро уже не останется. Раздавят нас между этими камнями.
   -Ты нацист, что ли? - недовольно сопя, спросил майор.
   - Я реалист, - поморщившись от слова "нацист" сказал я, - И сопоставлять факты умею не только в уголовных делах. Если ты этого не хочешь видеть, то я воочию наблюдаю, как активно идет процесс замены коренного населения. Нашим, так сказать, бизнесменам от политики и экономики, выгоден бесправный мигрант, а не "качающий" права местный житель. А для решения возникающих неудобных проблем есть ОМОН. Только смотрите господа полицейские, задавив коренное население, вы расчистите дорогу нашим дорогим гостям, а они набрав силу, увечившись количественно и качественно, через десяток лет вас сотрут в порошок, это вам не русские с их идеей прощения, от них пощады не ждите.
   - Слушай "реалист" - с недоброй насмешкой спросил майор, - а тогда чего ты тогда этого "гастера" взялся защищать? И нашим и вашим хорошим хочешь быть? А сколько тебе заплатили?
   Холодком повеяло. Окно в кабинете приоткрыто, ветер усилился, в комнате загулял сквознячок. Зябко.
   - А ты уверен, что я только его защищаю? - скрывая зябкую дрожь спросил я. Посмотрел на них всех, расстроенных, не ждавших удара в спину, не ждавших предательства от своих коллег и сухо предложил:
   - Всё хватит! Хватит общих рассуждений, предположений и версий. Мой интерес спасти жизнь Зафару. Ваш, не сесть за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, группой лиц, по предварительному сговору по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды. Ну как будем договариваться? Что вы выбираете?
  

Глава четвертая

  
   "Выборы, выборы, Кандидаты - ...!" - отчаянно по хулигански матерясь пел Сергей Шнуров из группы "Ленинград". Весьма популярная песенка особенно в периоды предвыборных компаний. Но он не прав. Кандидаты и депутаты у нас вовсе не эти самые. Это политически и сексуально традиционно ориентированные физические лица. Но если им прикажут, если это действительно надо, то самые преданные и верные, готовы всем кроме денег пожертвовать, возможно даже политической и прочими ориентациями. Это есть наша вековая политическая традиция. А вот от этой традиции мы никогда не откажем.
  
   К чему это вспомнилось? Да у нас в регионе очередные выборы или довыборы и поэтому секретарь господина Дорахмонова уведомил меня, что сей кандидат в депутаты изволит дать мне аудиенцию в своем предвыборном штабе. Неторопливо иду в центр города где расположен штаб и чуть улыбаясь вспоминаю как мы в коллегии совсем недавно зубоскалили: А почему сиё музыкальное произведение "Выборы" по сию пору не признали экстремистским материалом? Почему не один кандидат и (или) законно избранный представитель народной власти не обратился в суд с иском "О защите чести и достоинства"? Они что по умолчанию полностью согласны с текстом произведения? Высказывались различные иронично - глумливые предположения, но всех убедила и примерила моя точка зрения: "Избранные лица, чтят дух и букву Конституции. И только поэтому, хоть им чуточку и неприятно, свято блюдут свободу слова. Пусть привольно льется песня "Выборы" по просторам державы, пусть регочет избиратель, нам это по ... или по барабану". Как у нас блюдут свободы адвокатам объяснять и растолковывать не надо, и поэтому моё мнение было встречено всеобщим, одобрительным хохотом.
  
   В штабе суета. Меня вежливо просят немного подождать, господин Дорахмонов снимается в фотосессии. Скуки ради иду смотреть съемку. Под яркими софитами мизансцена: кандидат на фоне державного флага, прекрасный и умело загримированный лик преисполнен думами о благе народа. Мизансцена: кандидат по-отечески ласково положил руки на плечи светленькой девочки и смуглого мальчика, они трогательно держатся за руки, лики детей сияют толерантными улыбками. Мизансцена: кандидат заботливо обнимает скромно и опрятно одетую старушку. Мизансцена: кандидат ...
  
   - А ты чего тут делаешь? - с ревнивым удивлением спрашивает полный моложавый мужчина.
   - Да так, - неопределенно пожимая плечами, отвечаю я своему коллеге и специалисту по избирательному праву и быстро добавляю, - успокойся Дегтев, я не по выборам, у меня другие дела.
   У него с лица быстро сходит подозрительная гримаса, в правовом сопровождении избирательной кампании я ему не конкурент.
   - ...! - матерно, жалобно и эмоционально жалуется мне Дегтев, - Расценки упали ниже некуда. Думал, прилично заработаю, да хрен там. Всё уже решено, все депутаты назначены по партийным спискам, остались только выборные формальности. Ты только прикинь, мы юристы уже больше не нужны!
   Тоже мне новость, мы давно уже нужны только для соблюдения формальностей и не только в избирательном праве. Все грамотные специалисты это хорошо знают. Ну не скули Дегтев, возьмет тебя Дорахмонов своим помощником, будешь грамотные депутатские отписки сочинять, с голоду не помрешь, даже не похудеешь.
   - Ага! Шиш там и всем нам, - злобно отвечает специалист по избирательному праву, - у него своих полно, он земляков всюду протаскивает. Как же они всех нас ...
   Тут грамотный и всегда достаточно осторожный в высказываниях адвокат Дегтев употребил такие жуткие слова, что его смело можно привлечь по ст. 280 "Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности", ст. 282 "Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства" УК РФ. Но его не привлекут, от слов до дел, расстояние которое ему никогда не пройти. Впрочем, не мне его упрекать, сам такой же.
  
   Съемка окончена. Все расходятся. Ассистент фотографа поспешно снимает грим с лица господина Дорахмонова. Девочка хотела пройти на выход из комнаты первой, мальчик ее сильно оттолкнул, она слегка ударилась о стенку и растерянно спросила:
   - За что?
   - Не лезь первой русская сука, - звонко выкрикнул мальчик, ему на вид лет десять, такой симпатичный, хорошо и прилично одет.
   И явно кому-то подражая, повторяя чужие слова мальчик весело прокричал:
   - Я твой рот ... Я твою маму ...
  
   Глухая, задавленная звонким голоском тишина в студии, все как онемели. Жалобно и тихо заплакала девочка, ее обняла и закрыла собой участвовавшая в съемке старушка. Больше никто не шевельнулся, я тоже.
  
   Господин Дорахмонов оттолкнул ассистента - гримера, обвел всех присутствующих тяжелым и недобрым взглядом, властно с угрозой произнес:
   - Если кто это записал, а потом выложит в интернет, то найду и зарою!
   И чуть помедлив, уже намного спокойнее с вернувшейся на лицо сытой усмешкой, добавил:
   - Это же ребенок, вы понимаете это просто ребенок, ему надо объяснить, что хорошо, а что плохо. Надо воспитывать, родители, учителя, мы все должны.
   - Это его сын, - шепнул мне Дегтев.
   Господин Дорахмов повелительно махнул рукой, к нему подбежал слуга с вазой конфет. Господин Дорахмонов выбрал одну большую в яркой упаковке конфету, подошёл к девочке, и небрежно отодвинув стоящую рядом с ней старушку, предложил:
   - Вот возьми!
   Девочка несильно оттолкнула его руку.
   - Возьми! - властно повторил господин Дорахмонов.
   - Нет, не надо, - тихо испуганно отказалась девочка и неожиданно громко, отчаянно выкрикнула, - Не возьму! Никогда не возьму!
   Она попыталась убежать, но господин Дорахмонов схватил ее за рукав платья.
   - Не смей! - визгливо выкрикнул Дегтев.
   Я вздрогнул.
   - Не трогай ее! - бросился к девочке Дегтев и заслонил ее собой.
   У него от страха тряслись губы и этими трясущимися губами он срываясь на тонкий визг, кричал:
   - Не дам, не позволю, не трогай ...
   К нему со всех сторон бросилась многочисленная охрана, медлить больше нельзя.
   - Хватит! - во всю силу прокуренных легких заорал я, - вы что тут совсем все тронулись?!
   - Димка! - обратился я к трясущемуся в лихорадке негодования и страха Дегтеву, - уводи девочку на улицу и сам уходи.
   - Да, да, конечно, - опомнился уважаемый кандидат в депутаты, - Вы Дмитрий проводите ребенка домой, передайте его родителям, объясните ситуацию. Скажите, что скандал никому не нужен. За деньгами пусть зайдет ее отец.
   Скандал был замят, все молча и отводя друг от друга взгляды, расходились.
   - Фашистка растет, - глядя на вздрагивающую от всхлипов узенькую спину уходящей девочке, процедил господин Дорахмонов и уверенно, - Ничего, ничего, малу помалу всех передавим, со всеми справимся.
   И мне с барственными интонациями:
   - Вы вовремя вмешались и предотвратили инцидент, благодарю.
   Сил для ответа не было, я промолчал.
   - Дегтева, я отсюда немедленно выкину, - уже раздраженно заметил Дохармонов и предложил мне:
   - Хотите занять его место?
   - У меня другие дела, - отказался я.
   - Конечно, конечно, - спохватился господин Дорахмонов, внимательно оглядел моё пустое как стертое от эмоций лицо, сыто улыбнулся.
   - В наше время нанять нового юриста не проблема, - пренебрежительно хмыкнул он, - Вас же навалом как говна в сортире.
   Снова спохватился:
   - Разумеется это я не о вас лично.
   И уже обыденно деловым тоном:
   - Вы с докладом? Отлично! Пройдемте в мой кабинет.
  
   Доклад был лаконичным и информационно насыщенным. Общежитие - характеристики. ОМОН - дезинформация. Основные правовые и информационные действия пройдут в течении двух ближайших дней. Пока все идет по плану.
   - Сейчас, когда я принял решение стать депутатом, все это имеет особое значение, - внушительно заметил мне господин Дорахмонов, - мы еще и еще раз должны продемонстрировать, что закон един для всех, и фашистам мы спуска не дадим.
   - ?No pasaran - Они не пройдут, - вяло произнес я.
   - Что? - удивился господин Дорахмонов.
   - Да так ничего, - отмахнулся я и на недоуменно вопросительно - требовательный взгляд все же пояснил, - это такой лозунг был в интербригадах.
   - А ... - облегченно вздохнул господин Дорахмомнов, - Интербригады, конечно, конечно, вы же там служили, вот теперь все понятно.
  
   Служил я в десантно-штурмовой бригаде, а лозунг "Ils ne passeront pas - Они не пройдут!"  родился в ходе ожесточенных боев при Вердене в 1916 г. Его кричали французские солдаты, вставшие насмерть защищая свою землю. Но вам господин Дорахмонов это знать совсем не обязательно. Ils ne passeront pas!
  

Глава пятая

   - Ты только представь себе, - сидя в моём кабинете в коллегии, возмущался Дегтев, - что девочка мне рассказала: Приходит в школу сучка из департамента образования и с директором школы прямо на уроках отбирает детей на фотосъемку типа "Россия наш общий дом". Лично везет их в штаб. Там ещё один отбор. Взяли Оленьку, нарядили в национальный костюм и давай фоткать. Как на рынке рабов.
   - Почему, как? - желчно спросил стоявший у окна Федорин. Он зашёл ко мне чуть раньше, обсудить расчёт исковых требований по гражданскому делу.
   - А знаешь, Дима, - я наверно второй раз за все время знакомства назвал Дегтева по имени, - ты меня удивил, честно говоря, такого от тебя не ожидал. Ну и как ты себя чувствуешь?
   - А ты знаешь, - он растерянно и смущенно улыбнулся, - отлично я себя чувствую, просто сам в это не верю. Мне Оля, когда я ее до двери квартиры довел, сказала: "Спасибо дяденька!" и вот смотри, что мне подарила, - он показал открытую ладонь, блеснул серебром маленький скромный крестик.
   - А в чём дело? - поинтересовался "Федорино горе".
   Я сжато рассказал. Дима Дегтев молча сопел.
   - Ты фактически послал на ... самого Дорахмонова? - воскликнул Федорин, и резко, - Всё твоей карьере по выборам капец, не жалеешь?
   - Нет! - также резко ответил Дегтев.
   - А эта девочка, Оля, - пристально глядя на полного моложавого Диму, заметил "Федорино горе" - ты ей теперь крестный брат, знаешь об этом?
   - Вот как! Не знал, - растерялся Дима, а потом серьезно взвешено, - Пойду и золотой крестик ей куплю. У меня братьев и сестер не было, теперь есть.
  
   Как же всё это глупо и напыщенно прозвучало. Очень пафосно и нелепо. Не поверил бы в это, если бы сам не услышал. Но я слышал и верю. Нет не так, я хочу верить.
  
   - Через родителей его передай, - посоветовал я, - а то заподозрят в педофилии, не отмоешься. А кстати ты почему ещё не женат? Тебе же недавно за тридцатник перевалило.
   - Не хочу, - откровенно стал отвечать Дима, - раньше думал, вот куплю квартиру, обставлю, в загашник отложу деньжонок и уж тогда женюсь. Потом решил: да на хрен я буду этому государству новых рабов плодить? Хапну денег да побольше и свалю отсюда в приличную страну, там женюсь, получу гражданство. И гори эта "сраная Рашка" синим пламенем, мне по хер.
  
   Дегтев смотрел на фото портрет державного властителя и казалось обращался именно к нему. Властитель улыбался, ему тоже было по хер - с. Да, у меня, как и во всех помещениях коллегии, висит в кабинете портрет властителя как символ и удостоверение моей личной благонадежности. Председатель коллеги лично ходил и всех уговаривал: "Ну что вам трудно, что ли, пусть себе висит" Когда я улыбаясь заметил, что являюсь противником смертной казни и не желаю вешать властителя, председатель желчно бросил: "На судах своё остроумие показывай, мне не надо. Сказали повесить, значит вешай!" Ну раз сказали повесить, то я конечно выполню приказ, но имейте ввиду я по-прежнему против смертной казни.
  
   - Свалю, - неуверенно повторил Дегтев, теперь он смотрел на "Федорино горе"
   - Ещё не все потеряно, - тихо ответил тот.
   - Всё! - покраснев, закричал Дегтев, - уж я то в этом разбираюсь. Законы составлены таким образом, что появление любой силы способной на выборах, не то что выиграть, но даже заметно потеснить власть имущих, просто невозможно. Марионеток, этих кукол играющих в оппозицию, никто в расчет не берет. Раньше, тех кто выступал против власти, просто не допускали до регистрации, а теперь уже даже на подходах сажают. А если по недоработке избиркома и произойдет чудо и выберут человека не из их компании, то его или заставят играть правилам или посадят. Сейчас на полном серьезе обсуждают новую "фишку" разрешить голосовать всем мигрантам, а их уже миллионы. Они нам тут выберут. Дорахмонов нам всем свидетель, как и кого, они нам выберут. Раньше хоть вид делали, что выбор есть, а теперь кого назначили, тот и пан, а мы холопы.
   - Есть и другой выбор, - жестко ответил Федорин.
   - Уволь, - выкрикнул Дегтев, - вот только меня от этого уволь. Под дубины и пули ОМОНа я не пойду.
   - А сегодня что же выступил? - тихо спросил я, - Зачем ребенка собой заслонил, зачем кричал? Тебя же там могли просто избить, а стал бы вякать, то статью соответствующую подобрали бы. И сидел бы ты милый в СИЗО, по ст. 282 УК РФ.
   - Не знаю, - растерянно ответил Дима, - сам не понимаю, как так вышло. Как будто толкнул меня кто-то.
   - Вот когда нас всех толкнет, тогда и выберем, что надо и кого надо, - зло усмехнулся Федорин.
   - Ты "Федорино горе" не обольщайся, - грустно заметил я, - там было тридцать человек, выступил только Дима. Вот твой шанс: один к тридцати.
   Он хотел возразить, но у меня вызовом запиликал сотовый телефон, я отмахнулся от Федорина "помолчи, мне звонят" и принял вызов.
   - Дорогой, - нежно позвал меня приятный, молодой женский голос, - я соскучилась. Выпьем вместе кофе?
   - Уже лечу, - игриво отозвался я и отключив вызов, весело заметил присутствующим:
   - Война войной, а обед по расписанию. Я пошел, а вы тут о судьбах отчизны дальше печальтесь.
   - Старый козёл, - недовольно буркнул Федорин.
   - Верно, - довольно засмеялся я, - старый, но все ещё бодрый козёл! А ты "Горе Федорино" пока почитай историю, книжка у меня в столе, на странице 211 написано, что в античном мире козёл был символом мужской силы и плодородия. Пока страдальцы!
  

Глава шестая

  
   Годы своё берут, возраст уже не тот, силы уже не тё. Это конечно верно и нечего тут с идиотской ухмылкой спешить по первому звонку абонента с приятно сладким женским голосом. Да я не особенно и спешу, подъехал на такси, не торопясь иду к третьему подъезду девятиэтажного дома. Подождет, некуда не денется. Лифт в доме не работал, это означает, что надо тащиться пешком на восьмой этаж. Пока подымишься и дойдешь, все тревоги и пылкие ожидания уйдут в одышку и ломоту в суставах. Эхе - хе где мои тридцать лет? А как раз в эти годы был у меня приятель, постарше меня, но большой любитель ходить "налево". Он со мной один раз за бутылкой, своими впечатлениями от левых походов поделился. "Прихожу под утро от любовницы домой, - печально и с пьяной откровенностью говорил он, - смотрю на свою жену и думаю: а какого черта я по этим блядям мотаюсь, у меня же жена красавица. Вру ей по ночное дежурство, подмену заболевшего друга, как сильно устал. А она меня ещё и утешает, ласкается. Так стыдно, так неловко, но супружеский долг дело святое. Опосля лежу и сравниваю. А знаешь? С женой то лучше!" Мир твоему праху Толя, умер ты от инфаркта в неполные сорок лет, довели тебя бабы. Я тогда сам только что женился, но совет твой запомнил. Действительно с женой оно лучше, приятнее, да и вообще, если дома получаешь всё что надо, то какого черта по чужим бабам бегать? Опять же проблем меньше. Так что хотите осуждайте, хотите нет, но любовниц я не заводил, от случайных связей и венерических болезней судьба меня сберегла. А иду я на встречу с Семеном, звонила его подруга по своему телефону. Вот эта квартира на площадке восьмого этажа и бронированная дверь ее закрывающая тоже принадлежат этой девушке. Смешная конспирация, но лучше по военному "перебздеть, чем недобздеть".
  
   Сидим кухне за пустым столом, не до чаев. В углу успокоительно, негромко бормочет небольшой телевизор, передают местные новости. Разумная предосторожность от диктофонной записи, разумная, но смешная, современная экспертиза легко отслаивает от записи разговора все посторонние звуки, более того если это звуки радио или телепередачи, то определяется дата и время записи. Сказать об этом? Да ладно успею ещё.
  
   Семен четко, грамотно докладывает:
   - Вчера после разговора с вами, командир пошёл и подал рапорт начальнику управления, всю вину взял на себя, мы трое только выполняли его команду. Генерал своим приказом уже отстранил его от командования и назначил служебное расследование. Проверку ведет лично начальник управления собственной безопасности, он протеже генерала. Если снимут генерала, уберут и его. Их решение: сумеем мы это дело сами решить, этот рапорт разорвут и заменят на другой по хозяйственной линии. Проверка тогда ограничится ревизией материально-хозяйственной части, там у нас всё в полном порядке и приказ об отстранении отменят. Если нет, то учитывая явку с повинной, сотрудничество со следствием всем дадут по минимуму. Нам троим как выполнявшим приказ командира вообще условно. Так что если "вселенский хай" в интернете поднимется, то ответ уже готов. Было, признаем, меры приняты, преступник сам заявил о своем проступке и раскаивается. Дальше пусть решает суд.
   Семен замолчал. Да парень не веселые у вас дела. Вот и начальство ваше от вас уже отреклось. Хотя, насчет минимального для майора и условного для вас срока, это вполне выполнимое обещание.
  
   А ТВ из угла кухни обещает открытие нового торгового центра, все ещё идут новости.
  
   - Дальше! - поторопил я замолчавшего парня.
   - Капитана Овина, который нас подставил, ночью срочно отправили в командировку в сельский район. В сводной группе кроме него, были одни усбэшники. В районе его уже допросили и раскололи. Брал взятки, крышевал мелких торговцев наркотиками, прикрывал мигрантов, в общем по шею в дерьме увяз и сидел на таком "крючке", что не сорвешься. Плакал на допросе сука: кредит на квартиру; кредит на машину; зарплата маленькая, отдавать не с чего. Ему приказали, он сделал. Зачем ему тоже объяснили: поднять скандал, добиться смены руководства УВД. Ему кроме денег обещали должность начальника отдела и быстрый рост до полковника.
   - Как все произошло?
  
   В правительстве региона обсудили новый инвестиционный проект, просто светясь от счастья, сообщает ТВ журналист с маленького экрана.
  
   - Он раздобыл домашний адрес майора, - продолжил доклад Семен, - девочку выследили, когда она одна возвращалась со школы. Нуриддин, тот самый про которого вы говорили, ее изнасиловал. Когда он закончил и убежал, подошли "прикормленные" ППСники, доставили девочку в отдел. В эти сутки там Овин дежурил, девочку допросили, в сопровождении женщин сотрудников отправили на экспертизу, потом отвезли домой, передали матери, вызвали врача со "Скорой".
  
   Благодаря спонсорской помощи нашей партии в больницы области закупили нового оборудования на несколько миллионов рублей, все врачи и больные пожелали спонсорам уверенной победы на предстоящих выборах, сообщает ТВ.
  
   - Не глупо, - процедил я, - весьма профессионально. Воспользовались шоковым состоянием ребенка и допросили ее без участия родителей, экспертизу тоже без них провели. Всё с "благими намерениями", быстрее установить личность преступника, собрать все материалы для возбуждения уголовного дела. Папа и мама на это нарушение закона жаловаться не будут.
   Я грязно в полный голос матерно выругался и встрепенулся:
   - Постой! А что полицаи из ППС так и смотрели, как эта тварь девочку насилует, дали ему скрыться и только потом подошли?
   - Их Овин тоже давно на "крючок" посадил, за ними изнасилования и избиения задержанных были. Овин все заявления на них прикрыл, заявителей запугал: "Посажу за клевету!" - понуро пояснил омоновец.
   - Дальше! - с отвращением потребовал я.
  
   Дальше у нас в планах введение универсальных карт для населения, радостно поведал в объектив камеры, чин из местного правительства.
  
   - Со слов Овина, в общаге Нуриддин вызвал Зафара и кольнул его ударной дозой наркоты, пока он плыл, переодел его в свою одежду и вздрочнул ему до семяизвержения, оставил так сказать следы спермы на одежде насильника. Овин в это время оформлял показания трех "свидетелей", о том, что Зафар им хвастал как трахнул русскую малолетку. Когда всё приготовили, Нуриддин и Овин на машине последнего, отвезли невменяемого Зафара в пустой опорный пункт и Овин позвонил майору. Что было потом, вы знаете.
   - Где Овин, где Нуриддин?
   - Овина пока держат в частном доме в районе, связаться он не с кем не может. Нуриддин когда за ним пришли сумел скрыться из общаги в неизвестном направлении, его объявили в розыск, пока официально показания Овина не оформят, то Нуриддина ищут за грабежи. Двух ППСников отправили в ОМОН якобы на усиление, ребята там за ними смотрят.
   - Овин пропал, Нуриддина ищут, двое полицаев фактически изолированы, - перекрывая бормотание телевизора, заорал я, - вы что Дорахмонова за дурака держите? Да ему уже наверняка всё доложили, думаешь от него один Овин в полиции кормился? Этот Нуриддин сбежит домой или его тут прикончат и закопают, да так что не найдете. Овин на следствии от всего откажется, заявит, что под пытками оговорил себя и своих коллег. Тем более его на самом деле пытали, что не так?
   - Наверно, - пожал плечами Семен, - по-другому сейчас и не колят. Если следов нет, то хрен чего докажешь.
  
   Молния! Взволнованно закричали с экрана. Передаем экстренное сообщение! Прямо с места события от нашего корреспондента! Сегодня днем прямо на улице группой фашистских молодчиков был убит уроженец Средней Азии. В теле жертвы остался нож с фашисткой символикой "свастикой". По словам свидетелей, преступники в масках выкрикивали нацистские лозунги и вскидывали над мертвым телом руки в фашистском жесте. Затем скрылись на машине без номеров. Введен план "Перехват". Начальник УВД региона уже заявил, что все силы правоохранительных органов будут брошены на раскрытие это чудовищного злодеяния. Передаем заявление сделанное кандидатом в депутаты уважаемым господином Дорахмоновым.
   "Нацисты хотят, - со сдержанной печалью вещал Дорахмонов, - посеять страх и ненависть на улицах наших городов. Убит уважаемый человек, отец трех детей. Мы скорбим! Фашистские молодчики хотят сорвать выборы, но мы им это сделать не позволим. Наши деды раздавили фашистскую гадину, теперь наш святой долг, защитить их победу. Наша партия, и я лично призываю всех вас прийти на избирательные участки и отдать свой голос за демократию, за стабильность, за уверенное развитие нашего многонационального общества. Мы уже начали благотворительный сбор средств для оказания помощи сиротам оставшимся без отца. Я надеюсь, нет, я уверен, что денежные средства пожертвуют не только члены нашей общины, но и все честные люди, сочувствующие горю осиротевших детей" Вот фотография несчастной жертвы, заявил с экрана ТВ журналист. Фото во весь экран. Мужчина в окружении трех детей, два смуглых мальчика и крохотная девочка с заплетенными косичками.
  
   - Это Нурдинн, - глядя на экран, тихо подавлено сказал я, - Все ребята, вам конец. Дорахмонов нас всех обыграл.
  

Глава седьмая

   "Это мой друг. Верь ему. Что он скажет, то делай" - по телефону звучали слова на чужом языке, но я понимал их смысл. Было нехорошо, очень нехорошо на душе.
   Разговор отца с сыном по телефону закончился. Зафар вопросительно посмотрел на меня. Сломанные кости челюсти, стали срастаться, и он хоть и с трудом, но уже мог говорить. Рядом на койках в медицинской части следственно изолятора лежали больные, и разговаривать при них было неудобно.
   - Ходить можешь? - спросил я.
   Он болезненно улыбнувшись кивнул. Вышли в окрашенный тусклой серой краской коридор.
   - Тебя обвиняют в изнасиловании ребенка, знаешь об этом?
   Он опять кивнул, в темных глазах клубится страх.
   - Я нашел, того кто это сделал, - говорю я, - Это Нуриддин. Вот его фотография. Знаешь его?
   Протягиваю показанную по ТВ фотографию. Скачал ее с сайта ТВ-регион и распечатал на принтере.
   Зафар как онемел, а потом кривясь от боли в челюсти, быстро, взволнованно, мешая слова родного и русского языка, заговорил. Да-с! Вот уж и не подумал бы, что Нуриддин его дальний родственник. А дети, два мальчика и девочка на фотографии, это дети Зафара. Он сам их сфотографировал, когда два года назад Нуриддин приезжал проведывать свою родню в районный центр и пришел в гости в их дом. В этом небольшом райцентре где они жили практически все в той или иной степени связаны родством. Своих детей у Нуриддина не было, по крайней мере, на их Родине не было. Работать в России его и других земляков тоже Нуриддин пригласил, кому надо одолжил денег на переезд, тут помог с жильем.
   Показываю агитационный плакат с фотографией господина Дорахмонова:
   - А его знаешь?
   У него опять страх в глазах. Да, он его хорошо знает, очень хорошо. Старший брат господина Дорахмонова глава их района, дядя - области, другие родственники занимают большие посты в их столице.
  
   Ясно, а здорово придумано, земляков отправить работать гастарбайтерами в Россию, а их семьи оставить фактическими заложниками в их стране. Никто, никогда, ни при каких обстоятельствах показаний на это господина не даст. Что он им прикажет, то и сделают. Непокорным смерть, их семьям тоже, они это знают. В час "Х" они спасая свои семьи могут вырезать наши, или не вырезать, всё зависит от ситуации. Брр ... ну и перспектива. Хотя, хотя под влиянием ситуации я просто сгущаю краски. Это добрые, трудолюбивые люди, разве они на это способны? Я смотрю на страх в глазах человека с которым разговариваю, защиту которого осуществляю и знаю, очень хорошо знаю, что может сделать страх даже не за себя, а за свою семью.
  
   - Нурдинн убит, - тихо нервным тоном говорю я, - могут убить и тебя, тебе нужна защита. Люди которые тебя избили, их подставили, сказали, что насильник это ты, один из них отец этого ребенка. Прости их, прости, и они помогут тебе.
  
   Он согласен. Верит мне. Напрасно, никому верить нельзя, даже себе. Ладно, это я так. А по делу у меня все уже готово. Достаю листы бумаги: на одном отпечатанный крупным шрифтом текст; другие листы пустые. Под руку довожу избитого человека до столика, заботливо помогаю сесть на стул. Пиши!
   Он старательно, долго и неумело водя ручкой, по буквам перерисовывает отпечатанный текст. Общий смысл, такой. Его за вознаграждение попросили принять участие в съемках учебного фильма. Объяснили, что снимают кино, о том как категорически запрещено действовать сотрудникам полиции и какое их ждет наказание за такие действия. Перед съемкой его загримировали, по помещению из бутылок разлили что-то похожее на кровь и рвоту. В ходе съемок ему имитировали нанесение ударов и по сценарию ругались. Травм он не получил. После съемки его поблагодарили и заплатили три тысячи рублей. Он расписался в получении денег. А кто его на самом деле избил, он точно не помнит, били двое, очнулся уже в отделении полиции, там от боли ничего не понимая, подписал все, что ему сказали. Потом его отвезли в тюрьму и отвели в больницу, больше он ничего не знает.
   Все последняя строка скопирована, дальше подпись. Теперь тот же текст пиши на родном языке, так надо. Он пишет. Закончил. Достаю из кармана пиджака и протягиваю ему на подпись расходный ордер, он расписывается в получении денег за съемку в фильме. Готово. Показываю фотографии лиц участвовавших в съемке "кино". Запоминай! Запомнил? Молодец! Слушай дальше, я приведу к следователю свидетелей это сотрудники полиции, они скажут, что во время изнасилования ты был далеко в другом месте, рядом с ними, тебя задержали за ругань в общественном месте, но потом пожалели и отпустили без протокола. Ты это тоже подтвердишь. По сперме на твоей одежде скажешь, что у тебя давно не было секса, и поэтому ты часто мастурбировал, что-то могло остаться и на одежде. Ребенок на опознании, в присутствии своего отца скажет, что тебя никогда не видела, а преступник выглядел иначе. На основании этих показаний тебя отпустят. Положим тебя в хорошую больницу. Когда полностью выздоровеешь, то сам выберешь или хорошая легальная работа в России, или возвращение домой. Пока лечишься, твоей семье ежемесячно будут переводить деньги, в два раза больше чем ты им посылал. Ты на это согласен? Вот и молодец! Я там тебе передачу подготовил, ее скоро принесут. Поправляйся. И не держи в сердце зла, пойми, они мстили за дочь, а из-за чужой подлости удары достались тебе, в душе своей прости их.
  
   Погано на душе, всё что я обещал это правда, а все равно погано. Обещать это одно, выполнить это совсем другое. Из СИЗО возвращаюсь в коллегию, в свой кабинет, к текущим делам. Вызову майора, отдам ему оправдательные документы, подготовлю показания для всех свидетелей: один покажет, что был оператором в киносъемке, где никто никого не бил; еще двое заявят, что именно они в такое то время задержали ругающегося гражданина, проверили его документы, а потом пожалели и отпустили. Всех этих людей подобрал майор, кто - то ему лично обязан, кто-то его ребятам. Самое тяжелое это участвовать в процедуре опознания, но это боль майора и его дочери, я туда хоть и имею право, но не пойду. В принципе дело закрыто. Даже настоящий насильник мертв. Капитана Овина и двух ППСиков пусть свои душат, меня это не касается.
  
   - Ты где мотаешься? - в коридоре коллегии набросился на меня Федорин, и заорал, - Ты почему телефон отключил?!
   - Это ещё что за манера? - ледяным тоном осадил я "Федорино горе", - я вам господин Федорин, что подчиненный?
   - Полицаи всех подряд гребут, - поумерив пыл, сказал покрасневший Федорин, - я сам только, что из отдела пришел, меня тоже задержали и допрашивали. Хорошо, что хоть алиби стопроцентное было, а то бы долго там "куковал".
   - А в чём дело? - рассматривая его искривленное гримасой негодования лицо, поинтересовался я.
   - Ты на какой планете живешь? - изумился он, - весь город гудит, идут облавы, а ты?
   - Хотел бы жить планете получше, а главное потише, - усмехнулся я, - но никто не приглашает. Ты Федорин юрист?
   Он растерянно кивнул,
   - Вот и объясняй четко и ясно как юрист, а не как бабка на лавочке или журналист на местном ТВ.
   - Вчера убили, ну этого как его, а Нурдинна, - спокойнее стал говорить "Федорино горе", - убийство сваливают на нацистов, якобы они кричали, зиговали, ножи кидали и всё такое, все свидетели преступления мигранты. По ТВ сплошной вой идет: "Нет фашизму. Они не пройдут" Кандидаты от нашей любимой партии с гневными заявлениями красуются. А полиция всех по списку "правые" хватает и на допросы. Выясняют кто где был. У кого алиби после трех часов задержания отпускают. У кого алиби нет - прессуют. Я во время убийства на процессе был: судья, секретарь, приставы, истцы - ответчики все меня видели, в протоколе заседания отметка о моём участии есть. Вот меня после задержания допросили, погрозили, и ровно через два часа пятьдесят девять минут отпустили. До задержанных меня как адвоката не допускают, полицаи и следователь мямлят: "Вы Федорин, пока идете по делу как свидетель, следовательно, выступать как защитник не имеете права. Не согласны? Обжалуйте наши действия в суде"
   - Стой, стой, - прервал я его, - какие ещё списки, какие такие "правые"?
   - Если ты хоть в одной общественной акции участвовал, то ты в списках. Обрати внимание, все акции на видеокамеры снимают. Есть программа распознавания лиц, есть паспортные фото граждан в ФМС. Компьютер все мигом обработает, сличит изображения и вот ты в списке с полными данными. Далее уже сотрудники "Э" вручную так сказать квалифицируют "левый - правый - либерал". Ещё если в соцсетях активно вякаешь неодобрительно, тоже установят и в список. Наверное, ещё по данным провокаторов специальный оперативный учёт ведется. В нужный момент списочек открывается, гражданин закрывается.
   - Ну я то в списках быть не могу, - ухмыльнулся я, - даже на разрешенные и проводимые нашими властями мероприятия не хожу. В соцсетях исключительно ностальгирую о прошлом. Как ты говоришь: обычный "совок"; интереса не представляю.
   - Ну не скажи, - стал ехидничать "Федорино горе", - ты не глупый, а всем доволен? Да не может такого быть! А тогда почему не участвуешь, не возмущаешься? Подозрительно! А может ты злодей, и что-то готовишь? А вдруг ты заговорщик? Так-с в списочек его на всякий случай, а там видно будет.
   - Я смотрю, как адвокат ты профессионально растешь, - серьезно отметил я, - что до списков, прослушивания и контроля то это азы полицейской работы в любом государстве и при любом строе. Вон перебежчик из Штатов это на весь мир подтвердил, никто особенно и не колыхнулся, все это и без его откровений знали.
   - У нас убежище получил, тоже мне нашел цитадель свободы, - с насмешкой сказал Федорин.
   - Он имел доступ к различной достоверной информации, - вступился я за американца, - может по сравнению с USA, мы тут и впрямь "цитадель свободы". Как говорится, всё познается в сравнении.
   "Федорино горе" не зная как аргументировано возразить (все таки юрист), замешкался, я отечески похлопал его по плечу, учись сынок и озвучил этот жест:
   - Учись сынок, у старых совков. И запомни самая лучшая маскировка это когда ты вяло, тоскливо и умеренно поругивая власть, высказываешь обоснованное сомнение, что ее можно свергнуть или каким другим образом на нее повлиять. А потом как в феврале семнадцатого или в августе девяносто первого, бац, а власть не то что других подавлять, себя поддержать и то не могёт, валится она на пол как алкаш после стакана неочищенного самогона. Вот тут кто ее подхватит да удержит, тот и прав.
   - Обычное совковое словоблудие, - резко возразил на мои добрые отеческие поучения, Федорин, - а пока ты тут в тепле и безопасности блудишь словесами, ребят там прессуют, да ещё и не за что, я их знаю, многих лично. Нет у нас в городе подпольной организации боевиков, просто нет и неоткуда ей взяться. А уж тем более нет идиотов которые будут перед трупом публично зиговать. А вот выбить из них такие показания, себя и других под пытками оговорить это вполне возможно. Дима Дегтев уже с заполненным ордером выехал к задержанным, все остальные в коллегии отказались, ты как?
  
   Я молчал, не хотел лезть ещё и в это дело. Хватит с меня, я стар, пусть молодые, а я своё отвоевал.
  
   - Я знаю, - отчаянно уже кричал Федорин, - всё я знаю, адвокат ничего не решает, при нем всё сделают по закону, он уйдет, парней сразу под пресс, но пусть хоть ребята знают, они не одни. Знаешь как это трудно, когда ты один, когда все отвернулись, когда всем по ...!
  
   Я то знаю, смотрел я на его искаженное лицо, у меня и похлеще дела бывали, это когда те кого я защищал меня сдавали и под диктовку писали заявления, тогда тоже все отвернулись. А в своё время и отвоевал честно, не прятался за чужими спинами. Так что нечего тут на меня кричать! Ты вообще кто такой, сопляк?
  
   - Скажите Федорин, а почему вы меня всегда на "ты" и по имени называете? Мы, что вместе служили, детей крестили, водку пили? - с заметным холодком в голосе осведомился я.
   - А тебе это нравится, - с жестокой откровенностью молодости, ответил он, - ты так с комплексом старпёра борешься, не хочешь себя стариком считать. Вот я тебе и подыгрываю. И потом я же помню как ты мне помогал по делу Косиной которая защищаясь от избиения убила мужа, так что можно сказать и служили вместе.
   Значит служили вместе? Ладно, может ещё и воевать вместе придется. Кто знает?
   - Кто конкретно нуждается в помощи, фамилии, в каком отделе находятся?

Глава восьмая

   В начале девяностых годов прошлого века, милиции задерживали выдачу денежного довольствия от трех месяцев до полугода и даже когда выдавали его частями, то эти деньги были уже обесценены. Как хочешь так и живи, не можешь жить, так сдохни, всем плевать. И это продолжалось не год и даже не два, такая практика осуществлялась практически целое десятилетие. Отток квалифицированных кадров из МВД был просто чудовищным. В лучшем случае опытные сотрудники уходили в частные охранные агентства, в службы безопасности новообразованных фирм, а то и просто в охрану, в худшем сами создавали ОПГ - организованные преступные группы. А те кто остался работать в МВД, то большинство из них обстоятельства просто вынудили заниматься криминальными или около криминальными делами. И это происходило на общем фоне деградации общества, когда в сознание вдалбливали новую систему ценностей: "Делай бизнес, делай деньги". Служба в МВД стала бизнесом, на защиту общества от преступности всем было просто плевать. Те кто пришел в девяностые годы работать в МВД и вписался в новую систему отношений и ценностей, сегодня уже полковники и генералы. Эти люди основа и костяк правоохранительных органов и по большому счёту именно они, а не политики определяют основные цели этой организации. С девяностых годов прошлого века по настоящее время произошла окончательная трансформация правоохранительных органов из милиции плохо или хорошо, но защищавшей общество, в полицию руководство которой является частью клана власть имущих, защищает его интересы и те привилегии которая эта власть им дала. В начале "нулевых" один из кремлевских идеологов озвучил программу "Управляемой демократии", так вот МВД и его "Соседи" намного раньше его высказываний, стали выполнять программу "управляемой преступности". Разница между управляемой демократией и управляемой преступностью, невелика. Ее суть, всё должно находиться под контролем лиц фактически осуществляющих власть, всё должно быть предсказуемым и обязано приносить прибыль. В "нулевые" это дало эффект заморозки существующих проблем, заморозки, но не лечения. Теперь болезнь обостряется, а боль опять хотят купировать и заморозить, но это уже перестает действовать. Тогда дозу многократно увеличивают, но пораженное заморозкой общество не способно к созидательному творчеству и труду, оно способно только тупо стоять, сидеть, лежать или подавать голос в зависимости от команды хозяина. На часть общества заморозка уже перестала действовать. Но стоим им собраться и об этом просто сказать, как хозяин отдает своей полиции короткую команду: "Фас!" Но человек в отличие от боевого пса способен думать, не только о выполнении команд. О чём думают ребята, которых хотят окончательно превратить в животных готовых ради похлебки рвать на куски своих соотечественников?
  
   Об этом я думал, рассматривая сотрудников полиции в отделе, когда меня мурыжили. Сначала долго проверяли документы: удостоверение адвоката и ордер. Потом дежурный, который хорошо меня знал, демонстративно позвонил в управление юстиции и выяснял, а есть ли вообще такой адвокат, и внесет ли он в реестр? Затем всё выяснив, со счастливой ухмылкой сообщил: "Нет тут ваших клиентов, где не знаем, за сведениями обратитесь в дежурную часть управления". В управлении по телефону вежливо отвечают: "Нам пока данные не подали, позвоните через два часа". Это в последние годы такую тактику стали применять, вежливо, пока вежливо показывают защитнику: "Ты нет никто. Хотим пустим, а хотим нет"
   Глядя, как я беспомощно стою в "предбаннике" дежурной части, дежурный полицай довольно ухмыльнулся. Есть такая категория сотрудников, они просто ловят кайф от чужого унижения, наслаждаются властью. А ведь молодой ещё парень лет тридцать ему, звание: капитан полиции.
   - Вы тут покричать, а то и возмутиться не хотите ли? - с издевательской улыбочкой вкрадчиво интересуется он, - а то у нас ОМОН на улице дежурит, они вам лекцию по конституции прочитают, бесплатно в автобусе по городу покатают.
   Молча выхожу на улицу. Точно вот автобусы ОМОНа стоят, готовы к подавлению беспорядков. Закуриваю и рассматриваю здоровенных парней в устрашающей амуниции. Стоят у машин, кто смеется, кто с безразличным видом покуривает. От ближней к отделу машины ко мне идет один из них, рослый, черная форма без погон, лицо в маске.
   - Ты чего тут делаешь? - сняв маску, интересуется майор Родин.
   - А ты? Тебя же отстранили,
   - Да вот приказали, сегодня, - он пожимает широкими плечами.
   Понимай как хочешь этот жест, то ли приказ отменили, то ли просто на него плюнули и приказали: "Действуй жестко. Родина тебя не забудет".
   - У меня тут дело, - говорю я и коротко объясняю.
   - Понял. Жди. Я быстро.
  
   Он быстрым упругим шагом идет в отделение. В полиции свои "фигли-мигли", есть и свой "табель о рангах" по нему ОМОН это силовая элита. По массовым беспорядкам и жестким задержаниям они работаю вместе с отделом "Э". Эшники показываю, омоновцы хватают. Сладкая парочка "гусь да гагарочка" друг друга знают, при необходимости покрывают или прикрывают, это уж как придется.
  
   Через пять минут из отдела выбегает дежурный, лицо растерянное и смущенное.
   - Вас это ... ну приглашают, - трусливо отводя глаза, бормочет он.
  
   Сижу в кабинете на третьем этаже. Разговор без протокола, без записи, без подлости.
   - Юра за тебя поручился. Раз так, то одного твоего клиента отпустим, прямо сейчас, - кивая на молчавшего майора, спокойно говорит худощавый тип в штатском, - остальных нет, у нас приказ. Одних найти, всех остальных деморализовать. У тебя своя работа, у нас своя.
   - Они не виновны, - устало говорю я, - и вы это знаете.
   - Не виновны? - чуть повысил голос эшник, - А не хрен было по митингам таскаться и орать там, не хрен было в интернете "дрочить". Знаешь, скольких мы задержали? Тридцать человек. И эти тридцать молокососов думают, что они власть свергнут? Да мы их за час по стенкам камер размажем, революционеры мать их ...
   Я промолчал. Так и есть, размажут, и будут размазывать до поры, а потом когда все рухнет, будут вопить: "Мы выполняли приказ!" только как этот приказ назовут, те кого они сегодня размазывают, мне не известно. Как поступят с ними, даже и думать не хочу.
   - У нас тихая провинция, - продолжал говорить эшник, - нам тут проблемы не нужны. Пусть вон в столицах марширую, кричат, а нам тут всего этого не надо. Выступят - передавим.
   - И настоящих убийц вы искать не станете? - негромко спросил я.
   Кабинет изолирован от посторонних звуков пластиковыми окнами и специальными панелями. Сюда не доносятся шум с улицы и крики из помещений на втором этаже:
  
   "Давай колись сука! Подписывай, что сказал! Опущу в камере и сгною там. Колись! Быстро!" Задыхающийся хрип из под одетого на голову пакета. И опять: "Задушу, а наш врач скажет, что ты подох от сердечного приступа. Понял? Подписывай!" Там на втором этаже защищают демократию, стабильность, толерантность. В отделе "Э" работают в основном, как теперь говорят лица славянской внешности. Работают без особой выдумки, главное выбить оговор-признание, а уж под него следствие подберет доказательную базу. Им по умолчанию разрешили делать всё - главное результат. Все они повязаны, но не только служебной деятельностью и платежной ведомостью, у каждого кредит на машину, на квартиру, парни все молодые пожить любят широко. А тут премия за успешное раскрытие, погасим проценты по кредитам за месяц, ещё и на отдых останется. "Колись сука! Колись, а то искалечу и все равно посажу!" Конечно не всё так мрачно, есть там и думающие люди, которые видят чуть дальше чем погашенные проценты по кредиту. Есть полицейские отцы и полицейские матери, которые думают о будущем и безопасности своих детей. История с изнасилованием дочки майора широко распространилась в их кругах. Знакомы они и с реальной статистикой преступлений. Каждый понимает, это может коснуться и их ребенка. Пока они только думают и сами пугаются своих мыслей.
  
   А тихо тут в кабинете и тепло, отопление еще не дали и на подогрев воздуха работает сплит-система, никто не на кого не кричит, не угрожает, почти благодать. Только давит и нарастает тревога, тяжко на сердце. Так и хочется крикнуть: "Да что же вы делаете?" Но я не кричу, знаю, это бесполезно.
   - Не могу я по-другому, - неожиданно признается эшник, - мы вообще против шума и любой огласки. А тут крик в СМИ подняли, блогеры в интернете подхватили: "Фашисты людей уже прямо на улицах убивают, куда вы смотрите?" От нас требуют результата. Знаю я, кто этого гастера убил, знаю. Только доказательств нет. У нас там своя агентура работает, это "профессиональные "гусские" говорят, а дураки им верят, что мы только своих местных щемим. Я даже знаю, кому и сколько Дорахмонов за шум в СМИ и интернете заплатил. А теперь ты только представь. Мы берем настоящих подозреваемых, на нас тут же кричать: "Вместо того чтобы бороться с нацистами, полиция хватает бесправных гастарбайтеров" Показаний они никаких не дадут, выбить их не получится, если только узнают что к ним активные меры применили, нас сразу всех поувольняют. Дело развалится. Нам без вазелина так вдуют, что погоны затрясутся. Для начала из региональной администрации позвонят: "Вы что совсем ...ли? Вы что нам тут выборы сорвать намерены? Вы что против экономической политики развития региона? Для развития нам необходимы иностранные рабочие, а вы их сажаете? Ищите фашистов, а не бесправных гастеров в тюрьмы бросайте" Потом из столицы начнут названивать: "Дело получило широкую огласку. Немедленно примите меры. Руководство диаспор крайне возмущено незаконными арестами. Собираются пойти к высшему руководству страны и сообщить о разгуле фашизма в вашем регионе. Вы понимаете, чем это лично для вас обернется?"
   - Выходит это только наших ребят защитить не кому? Выходит, что это не дорогие гости бесправны, а они? Их можно пытать, выбивать самооговоры, откупаться их поломанными судьбами от своих проблем? Так?! А вы подполковник Толстов как думаете, насколько им терпения хватит? А если и благодаря вашим усилиям этого покорного терпения хватит до смерти, то сколько нам осталось жить до окончательной оккупации, до полного уничтожения страны.
   - Минимум пять, максимум пятнадцать лет, - тихо ответил подполковник Толстов и сразу жестко, неприязненно:
   - Кто вам сказал моё звание и фамилию? Что вы ещё знаете?
   - У вас двое детей, мальчик пяти и девочка семи лет, - бесстрастно стал перечислять я, - год назад вы купили новую трехкомнатную квартиру - 120 кв.м., летом всей семьей отдыхали в Турции, родители у вас живы, но сильно прихварывают. Ваша жена получает мало, моя кстати тоже, они работают вместе и за чаем показывают семейные фотографии и хвалятся мужьями, кто где работает и кто сколько получает. Вы получаете больше, а ваше фото с семьей на фоне отеля мне жена демонстрировала, когда уговаривала тоже туда поехать. Мир тесен, женщины разговорчивы, а память у меня хорошая.
   Толстов невесело рассмеялся и заметил:
   - А я и не знал, что это ваша жена, думал однофамилица. Она у нас в гостях недавно была. Детям подарки принесла. Очень воспитанная и тактичная женщина. Про мою работу, не расспрашивала. Про вашу, не рассказывала. К себе пригласила, мы честно говоря, на этой неделе к вам с ответным визитом собирались зайти, а тут такая заваруха.
   - Коля, - негромко подал голос майор, - а может попробуем хоть что-то сделать?
   - Юра, - тоскливо ответил Толстов, - все кто что-то пытался сделать, давно уволены, часть за решетку присело, сам знаешь посадить "мента" плевое дело. Самых активных убили. Мне до пенсии два года осталось, рисковать я не хочу.
  
   Подполковник набрал номер на сотовом телефоне. Все ясно, меня вежливо выведут из отдела. Часа через три допустят до клиента, в моем присутствии ознакомят его с постановлением о привлечении в качестве подозреваемого по уголовному делу. Уведомят о времени и дате судебного заседания об избрании меры пресечения: "содержание под стражей". Дальше я уйду, а не уйду, так силком выведут, а парней будут прессовать дальше.
   - Ну как? - спросил в телефон подполковник, выслушав ответ, хмуро переспросил:
   - Что так никто и не признался?
   Опять недовольно сопя выслушал, судя по всему оправдания, приказал:
   - Так, активный допрос пока прекратили, сейчас к вам адвокат зайдет. Быстро все лишнее уберите. Вежливо, повторяю, вежливо адвокату объяснили, что граждан доставили не для допроса, а для беседы, что их никто силком не задерживал, а только приглашал пройти в отдел, что возможно их дальше будут допрашивать в качестве свидетелей, а при наличии обоснованных подозрений и в ином качестве, но пока так вопрос не стоит. И главное никого не отпускать, ясно? Если адвокат будет выступать, то ему как обычно отвечайте: Вы имеете право подать жалобу вышестоящему руководству или обжаловать наши действия в суде, а пока мы будем действовать в рамках закона, и так как считаем правильным. Разрешите и пусть адвокат болтает с задержанными сколько влезет, но только в вашем присутствии. Будет этим возмущаться ответ тот же: Жалуйтесь, имеете такое право. По остальным отделам сам отзвонись, пусть пока все приостановят. Всё, на связи!
   Отключил телефон и уныло мне:
   - Иди, тяни время сколько сможешь, пока ты там никто самовольничать и трогать их не будет. А я пойду с руководством вопросы порешаю. Мы все в одном городе живем, ну никому тут лишние проблемы не нужны.
  
   А ещё мы живем в одной стране, спускаясь на второй этаж, думал я, и уже не убежать от наших общих бед, не закрыться от них полицейскими щитами, есть проблемы которые только с начальством не решишь.
  
   Пять человек сидят на стульях в комнате для допросов. Видно, что их вот только всех вместе собрали. Двое сгорбились, один вообще лицо ладонями закрыл, двое сидят прямо. Они задержанные или не задержанные, не ясно, их правовой статус пока не определен. Я осуществляю защиту всех пятерых. Честно говоря, это не совсем законно, адвокат не может представлять разных лиц по одному делу, если их интересы могут противоречить друг другу. Но во первых их ещё никто не привлекал, а во вторых на эту процессуальную мелочь ещё никто не обратил внимание. Надо будет, то уже следователь об этом скажет и вынесет постановление.
   Детишки меня встречают невесело, а смотрят зло и недоверчиво. Волчатами смотрят. Понять можно, то их прессовали, то вдруг появляется "добрый дядя" адвокат и опера вежливыми стали и собрали их всех вместе. А не ссученный ли ты адвокат "дядя"?
   - Кому из адвокатов доверяем? - первым делом спрашиваю всех сразу, - Кого знаете?
   - Федорина, - подумав, отвечает один.
   Набираю номер на сотке, сигнал вызова, включаю громкую связь, Федорин отвечает сразу:
   - Да?
   - Слушай "Федорино горе", клиенты мне явно не доверяют. Ты с ними поговори. Или они меняют своё мнение или я ухожу. Учти тут опер сидит, а связь громкая.
   - Дай "трубу" старшему, - просит Федорин
   - Кто старший? - спрашиваю я детишек.
   - Ну я, - отвечает и встает худенький мальчишка, на вид лет шестнадцать, по документам девятнадцать.
   - Не положено разговоры по телефону вести, - сразу рявкает опер и встает.
   - Во первых мне вести разговоры по телефону не запрещено, лицам неустановленной процессуальной принадлежности тоже, если это иначе назовите закон, - погромче чтобы четко было слышно, отвечаю я.
   - Не положено, я запрещаю, а вы потом жалуйтесь, - взбесившись от слова "закон" глыбой надвигается опер.
   - А я все записал, - смеется из трубки Федорин голос.
   - А мне по ..., - матерится опер.
   - Это тоже записано, - хохочет "Федорино горе".
   - Я потом все сотру, - уговариваю я опера, - пусть поговорят, вам, что жалко? И потом любой задержанный имеет право на один телефонный звонок.
   - Точно сотрешь? - хмурится опер, я киваю, он разрешает:
   - Пусть говорят, только не долго.
   Отключаю громкую связь, передаю "трубу" старшому.
   Тот слушает, что ему говорят, кивает, заканчивает разговор:
   - Понял,
   И всем:
   - Федорин за него ручается, не ссученный.
   Враждебность и недоверие прошли, я начинаю сжатый правовой ликбез:
  
   - Если вас привлекут в качестве подозреваемых. То для каждого будет разработана индивидуальная тактика защиты. С каждым я или другой адвокат встретиться наедине и переговорит. Пока дам только общие рекомендации. Никаких задушевных бесед не видите, нет такой процессуальной нормы как беседа. Никаких письменных объяснений не давайте, в уголовном праве нет такой процессуальной нормы как объяснение. Но вот фактические сведения, полученные на беседе или при объяснении, могут быть использованы против вас. Запомните: есть только наличие или отсутствие состава преступления, а состав преступления доказывается только в порядке определенном УПК после возбуждения уголовного дела и привлечения вас в качестве подозреваемого. Все действия с вами пусть проводят только под протокол допроса и только в присутствии защитника, с которым вы или ваши близкие заключили соглашение. Если вам под разными предлогами навязывают адвоката по назначению, отказывайтесь давать показания и укажите в замечаниях к протоколу причину отказа от дачи показаний: отсутствие защитника с которым у вас соглашение. На данный момент на любимую ст. 51 Конституции не ссылаемся. По сложившейся судебной практике, для суда ссылка ст. 51 Конституции равносильно признанию вины. На все вопросы: где был; с кем был; что делал, ответ один: сейчас не помню, когда вспомню расскажу. Так вы не отказываетесь от дачи показаний, вы пока просто не помните, о чём вас спрашивают. Для вас главное не дать себя поймать на предварительном следствии. Сами себе алиби не выдумывайте, даже если оно есть, то сначала я его зафиксирую показаниями свидетелей и техническими средствами, а потом сам предъявлю доказательства следователю, так алиби труднее разрушить, а свидетелей запугать. Если говорят: твой подельник признался, смотри вот его показания, сразу требуйте очную ставку. Если будут пугать "пресс - хатой", то сразу предупреждаю, шанс туда попасть есть, но это не так просто и не так быстро, для начала будет суд по мере пресечения. СИЗО входит в систему Федеральной службы исполнения наказаний Министерства юстиции. Теоретически, полиции "тюрьма" не подчиняется, фактически полиция там легко с администрацией договаривается, но для этого тоже нужно время. Если посадят в СИЗО то и там ходы найти можно, я вам потом это расскажу, все люди любят деньги и не любят неприятностей. Если будут применять недозволенные методы на допросах, перед допросами, при перевозке на допросы, в камере СИЗО, то помните, дадите слабину и сами точно срок получите и товарищей в зону утащите. Отмазка: "Вот я сейчас все подпишу, а потом заявлю, что дал показания под пытками", у вас не пройдет. Даже если и на самом деле заявите, то доказать уже ничего не сможете. На суде ваши показания зачитают, а все ваши заявления, пропустят мимо ушей. Если будут грозить: "Убьем!" то шанс, что убьют минимален, с трупом много возни, и потом я обязательно потребую экспертизы, с привлечением независимых экспертов. Всех запугать невозможно, а нормальные врачи-эксперты ещё есть. В полиции это знают и идут на крайнее меры пока в исключительных случаях. Если будут грозить: "Искалечим", то уже сегодня, в крайнем случае завтра, я потребую вашего медицинского осмотра сверю его с вашими медицинскими картами в поликлиниках по месту жительства, после этого отписаться, что повреждения вы получили до задержания невозможно. Но хочу вас честно предупредить: бывают ситуации, когда адвокат просто бессилен. Если отдан приказ, сломать и выбить из вас показания любым путем, то полиция пойдет на любые меры. Помните одно ребята, адвокат может вам разработать стратегию защиты, но круглосуточно находиться рядом не сможет. Всё будет зависеть от вашей личной стойкости.
  
   - Ну не ... - воскликнул один из парней, хотел ругнуться матом, но глянул на мои седины и сдержался.
   - Это что выходит, - зло договорил он, - можно вот так просто любого человека взять, а потом дело и срок на него навесить?
   - Не любого, а того кто проходит по оперативным учётам и отказался от сотрудничества с полицией, - поправил я.
   - А вот я уже объяснительную написал, где был и что делал, - растерянно спросил ещё один, - и что теперь будет?
   - Давай об этом позднее и наедине переговорим, - предложил я, и небрежно кивнул в сторону настороженно слушающего опера, - тут присутствует бесстрашный борец с экстремизмом, не будем лишать его работы. Пусть сам все выясняет. А пока расскажите мне о себе: кто, где учился или учится, работал - подрабатывал, занимался спортом - не занимался, привлекался - не привлекался. Мне эти данные нужны для сбора сведений характеризующих личность задержанного, подозреваемого, обвиняемого.
  
   Дальше разговариваем исключительно на бытовые темы. Час проходит, опер наш заскучал и притомился. Выйти бедняжка хочет, но нельзя служба. Звонит по телефону, просит подменить, но все заняты борьбой с экстремизмом, никто не идет и он с полным мочевым пузырем мужественно страдает на боевом посту. Сердобольно советую ему сбегать в сортир и заверяю, что в его отсутствие, теракт или переворот никто осуществить просто не успеет. Добрый совет полицай воспринимает как издевательство. С интересом наблюдаю, что во внутренней борьбе одержит в нем победу: служебный долг или физиология. Пошел второй час, теперь разговор о музыке. Разбираюсь я в современных тенденциях слабо, подзащитные меня с удовольствием просвещают. Откровенно говоря, мне это совершенно не интересно, музыкальные вкусы у меня устоявшиеся и консервативные, но есть такой психологический прием, переключить внимание и тем самым сбить нервное напряжение и я покорно продолжаю слушать культурологическое исследование, излагаемое на современном сленге. От фраз типа "А вот в наше время" благоразумно воздерживаюсь. Ребята по ходу лекции ожесточенно заспорили о группах, тут и наш смотрящий опер включился. Он увлекается музыкой и в пылу спора выдает о себе секретную информацию: он до армии окончил музыкальное училище по классу баян, знает ноты и умеет писать их. Очень мило. То ли от полного мочевого пузыря, то ли от признания о владении нотной грамотой, но он утратил глыбообразную агрессивность и больше стал похож на докучливого спутника в купе поезда и послать его некуда и самим уйти нельзя. Пошел третий час ... но музыка вечна и спор не утихает. Оперу звонят по сотовому телефону, он встрепенувшись (О! неужели конец мук? Неужели могу бежать в туалет!) принимает сигнал и переминаясь с ноги на ногу слушает абонента. Потом радостно кричит:
   - Быстро пошли все на ...
   Нетерпеливо выталкивает замешкавшихся из кабинета. Запирает дверь на ключ и бежит по коридору.
   - На выход, - говорит ждущий нас в коридоре рядовой полицай из дежурной части и сопровождает не задержанных, а просто посторонних к выходу.
   В дежурке ничего не объясняют, просто равнодушно требуют:
   - Освободить помещение.
  
   Выходим. Я закуриваю, молодые люди смотрят на сигарету в моих руках с заметным неодобрением, но от замечаний воздерживаются.
   - И что дальше? - неуверенно спрашивает один.
   - Идите домой, - советую я, вдыхаю никотин - выпускаю дым, и продолжаю, - если опять задержат, то запишите мой номер телефона. Адвокатский ордер на вас у меня уже есть.
   Диктую, они вводят номер в свои сотовые.
   - Так все - же, что дальше? - повторяет вопрос худенький юноша и уточняет, - Я вообще спрашиваю.
   - Сами решайте, - устало говорю я, - но имейте ввиду ребята, если даже частично осуществить то к чему вы призываете, то очень многие лишаться власти, денег, свободы, а вполне возможно и своих голов. Не надейтесь, что вам позволят это сделать. В этой ситуации начнет действовать только один закон, закон войны: "Убей или убьют тебя!". И сегодня вы лично убедились, этот закон начал работать.
   - А вы? - требовательно спросил юноша, - Что вы станете делать?
   - Я уже старый, ребята, - тихо ответил я, - мне не долго осталось. Жить в этой стране вам.
   - Ссышь? - с легким оттенком презрения спросил еще один, повыше и поплотнее остальных.
   - Да, - признался я, - боюсь, но не за себя, за вас.
   Оглядел их напряженные лица и негромко сказал:
   - Когда то наш безальтернативный поделился своими детскими воспоминаниями, как он с палкой в руке гнал крысу, загнал ее в угол и хотел добить. Тут он увидел, что избитая крыса готова броситься на него и драться за свою жизнь. Он отступил. Теперь в угол загнанна вся страна, а он стоит с палкой в руке. Что будет дальше, я не знаю.
   На улице в двухстах метрах от отдела появился одетый в "гражданку" Семен. Чуток постоял и пошел дальше по улице, потом свернул за угол.
   - Ну мне пора, - попрощался я ребятами, - другие дела есть. Будьте осторожны, не лезьте на рожон. Когда то мне на войне говорили, теперь я говорю вам: "Помните! Вас дома ждут живыми"
   И не торопясь пошел по улице, а в спину мне крикнули:
   - Эй!
   Я обернулся,
   - Спасибо!
   Я быстро кивнул и пошел дальше.
  

Глава девятая

   Сидим втроем в припаркованной на стоянке машине и негромко разговариваем. Джип новый, черный, вместительный, окна тонированные, мечта джигита. Можно говорить более-менее спокойно. Семен встретивший меня на улице и проводивший до машины бдит на стоянке.
   - Мы установили личности убийц этого Нурдинна, - информирует подполковник Толстов.
   Да неужели?! Неужели решились на это пойти, на прямой конфликт!
   - Это залетная группа неонацистов, местные тут не причем, - продолжает говорить эшник, - наци гастролеров опознали по свидетельским показаниям. Когда они бросили машину и сняв маски вышли из нее, то их видели несколько прохожих. Свидетели об этом заявили сотрудникам, в управлении было проведено опознание по фотографиям. Все сошлось.
   - А если их потом найдут? - поморщился я, - и они дадут показания, что они тут не причем, что тогда?
   - Они уже давно в розыске по убийствам, - пожал плечами Толстов, - пока найдут, пока проведут все следственные действия, время уйдет, а про этого Нурдинна, все уже забудут. Сейчас главное сбить пену информационной волны. Мы это сделали. Преступники установлены, ведется их розыск. Найдем - накажем. Эти люди не из нашего региона, у нас нацистов или фашистов нет. Все хорошо, все под контролем.
   - А ваш начальник управления? - поерзав на кожаном сиденье машины, спросил я, - он в курсе этой ситуации?
   - А вы полагаете, что это чья-то самодеятельность? - изумился Толстов, - конечно в курсе, он даже устную санкцию из столицы на это получил. Никому лишний шум не нужен, никому не нужно чтобы в регионе говорили о местных организациях "наци". А в столице совсем не нужно, чтобы шла публичная широко обсуждаемая информация о росте протестного националистического движения в провинциях.
   - А свидетели?
   - У нас всегда есть люди которые оказываются в нужное время в нужном месте, - самодовольно усмехнулся подполковник, - господин Дорахмонов представил свидетелей которые видели преступников в масках, а мы нашли свидетелей которые видели преступников в лицо и опознали их.
   Я промолчал, да и хрен с вами. В конце концов, мне то какое дело? Я своё дело сделал. Зафара спас, от полицаев готовый удар отвел, пацанов из под пресса вытащил.
   - И спешу успокоить "трепещущую лань" твоей совести, - с едкой насмешкой продолжал говорить Толстов, - настоящие подозреваемые в убийстве в оперативной разработке, когда шумовая волна осядет, будем брать их с поличным на грабежах или на "крайняк" подставим под наркотики. Докажем, осудим, а уж в зонах начнем их колоть по убийству, там это проще. Отправил по этапу в тмутаракань и делай там, чего душе угодно.
  
   Это тоже повсеместной практикой стало, подозреваемого в тяжких или особо тяжких преступлениях если совершение этого преступления доказать не могут, ловят на ерунде. Опера играют в "идиотов", следователь о том что его на самом деле интересует не спрашивает, а часто и просто не знает, адвокат суетится, подозреваемый не особенно волнуется. Получил два года, вместо пятнадцати или пожизненного и все довольны. А уж в зоне, начинают ломать серьезно и до упора. Помещение в штрафной изолятор - ШИЗО или помещение камерного типа - ПКТ это просто разминка или предупреждение, избиение в отрядах это "деликатное" напоминание так же как и ласковое обещание "опустить", сейчас в методах подавления личности, это уже вчерашний день, а вот угроза перевода (разумеется по назначению "врача" ФСИН) в колонию для туберкулезников или ВИЧ инфицированных это фактически смертный приговор и это не быстрая смерть от пули, это долгая мучительная агония. Вот отсюда и возникают неожиданные явки с повинной по преступлениям, дача показаний на подельников, новые суды и новые сроки. Неудивительно, что все кто работает в этой системе, быстро становятся законченными циниками или уходят из органов. Но далеко не убежишь, отравленный этим знанием человек уже ни во что не верит, а уж тем более в правосудие. И эту разъедающую отраву он будет носить в своей душе до смерти. Случаи духовного исцеления крайне редки и как правило они связаны с религией, вера в Бога кто и как бы Его не называл, дает отчаявшимся надежду и силу. Мне с моим атеистическим "совковым" образованием и светским воспитанием это трудно понять, но несколько случаев я наблюдал воочию.
  
   - А у тебя что нового? - спросил сидевший на переднем сиденье майор.
   Сжато сообщаю, всё в порядке, все письменные документы у меня в сейфе. По ним ты никого не избивал, били другие пока не установленные лица. Приходи, знакомься, если хочешь забирай. Это твоя страховка. Но и ты помни, что обещал: оплата лечения до полного восстановления; содержание семьи пока человек опять не сможет работать. Ну и разумеется отказ от уголовного преследования, тем более ты сам знаешь, что этот человек не виновен, а виновный убит. Родин согласно кивает.
  
   - А вы знаете, я генералу про вас доложил, - воспользовавшись интонационной паузой в диалоге, весьма доброжелательно заговорил подполковник, - Наш шеф говорит, что вы ушлый тип и с вами можно дела делать. Так что обращайтесь если чего, мы вам поможем, вы нам.
   Чего? Чего?! Ты это что? Вербовать меня надумал?! Мы вам, вы нам! А не пошел бы ты к ... со своей помощью.
   - Ну какая же это вербовка, - заюлил Толстов, - это взаимовыгодное сотрудничество.
   - Вы эти сказки на беседах новонабранным стукачам рассказывайте, - брезгливо посоветовал я, - а у нас любой опытный человек знает: "коготок увяз, всей птичке пропасть". И ещё, раз уж вы все время на боевом посту, то приглашение мой жены, нанести нам визит я аннулирую. Ко мне домой не приходи.
   - Это-то тут причем? - недовольно буркнул Толстов.
   - А притом, - отрубил я, - женщины по своей наивности нас за столом сфотографируют. А ты эти фото ненароком покажешь на допросах или беседах, и всё широко пошла гулять "благая весть" о славном стукаче из органов.
   - Я работу и дом не смешиваю, - побагровел Толстов.
   - А хрен тебя знает, - безжалостно ответил я.
   - А вот объясни, - теперь уже майор в разговор влез, - а за что ты нас всех так презираешь? Я же вижу, презираешь. Вот лично тебе, что мы сделали? Ты сам чем лучше? Мы хоть пусть и плохо, но боремся с преступностью, а ты преступников защищаешь, деньги с них берешь. Скольких от справедливого наказания ты отмазал? Ты себя, почему не презираешь?
   - А кто тебе сказал, что я себя не презираю? - угрюмо и подавленно спросил я, и глухо продолжил:
   - Да я защищал заведомых преступников и брал с них деньги. Многим удалось уменьшить срок наказания, многих по "экономическим" статьям я вообще отвел от уголовного преследования. И удалось мне это сделать не потому, что я "супер адвокат", а потому, что твои коллеги брали взятки. Это вы их "защитили" я только посредником был. Меня это ничуть красит, признаю. Я не лучше тех кто эти взятки брал, тоже признаю. Закон в нашей стране давно стал фальшивой монетой, которой власть расплачивается с народом. И на этой монете вы "орел", а я "решка". Но разница между нами есть, я никогда, слышишь полицай, никогда невиновных людей не подставлял. А вас это чуть ли не нормой стало. Я вот на тебя смотрю майор, ты нормальный мужик. Но доводись нам встретиться по-другому ты бы не задумываясь меня избил, искалечил, бросил в автозак, а Толстов подобрал бы подходящую статью и обеспечил нужными людьми доказательную базу. Я защищаю преступников, признаю это и не лгу себе, а кого откровенно беспредельничая защищаете вы? Вы вот сможете откровенно ответить на этот вопрос? Только не мне отвечайте, а себе.
  
   Они молчали, но мне и не нужен их ответ. Они защищают свои семьи, свои зарплаты и пенсии. И ради них готовы на всё. Они думают только о своем близком будущем и им плевать, какое будущее будет у страны, в которой они родились и живут. За сытый кусок сегодня, они уже на завтра продали будущее своих детей. Все еще молчите? Ладно, тогда я еще кое-что скажу. Я еще застал тех настоящих ветеранов ВОВ, когда мне было шестнадцать - семнадцать, они были еще бодрыми полными сил мужиками. Я запомнил жуткий и откровенно матерный рассказ одного из них - "штрафника". Он струсил в своём первом бою, трибунал отправил его в "штрафной батальон". Перед ночной атакой через минное поле в лоб на пулеметы немцев, стоя перед строем трусов, воров, мародеров, насильников командир штрафбата объявил: "Кровь, пролитая в бою за Родину, смывает все грехи" В той атаке из пятисот в живых осталось двадцать. Одним был мой знакомый. В 1945 он дошел до Праги. Вернулся домой с двумя орденами солдатской "Славы". Помни и об этом полицай, а теперь прощай!
  
   Я открыл дверь, вышел из машины и не спеша пошёл по тихой улице. Меня догнал Семен.
   - Ну как? - тихо спросил он.
   - Все нормально, - равнодушно ответил я.
   Все действительно было нормально, если считать нормой, то, что происходит с нами и нашей страной.
   - А я университет скоро заканчиваю и на меня уже послали представление на офицерское звание, - радостно поделился он и широко улыбаясь, добавил, - меня подполковник Толстов к себе в отдел пригласил работать. Там самые высокие оклады, премии и быстрый служебный рост. Теперь женюсь, квартиру в кредит куплю. Эх, заживем!
   - Поздравляю, - вяло ответил я, - только советую детей не заводить.
   - Это почему же? - недоумевая, изумился он, - я детишек люблю.
   - А у них с вами, уже нет будущего - с прежним равнодушием ответил я, и попрощался:
   - Пока!
   и ушел.
   - Хватит каркать! - крикнул мне в спину Семен, но я не обернулся и дальше шёл своей дорогой.
  
   Как там у О.Генри? А вспомнил: "Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу" Ну и какая у меня дорога? Пока домой, завтра на работу, затем если доживу то на пенсию, дальше на кладбище, вот и весь мой путь. Добрым словом мало кто вспомнит, и не потому, что люди злы и забывчивы, а просто мало, очень мало числится за мной добрых дел. Выше, выше голову старпёр, улыбнись, твоя жизнь ещё не закончена и никто не знает, что тебя ждет.
   Я шел по улице родного города и улыбался, просто так, но мало кто из встречных прохожих улыбнулся в ответ. У нас это не принято, слишком мало поводов для улыбок.
  

Глава десятая

   Труп человека лежал на разделочном столе в морге. Патологоанатом уже закончил свою работу.
   - Судя по характерным повреждениям, этого человека сначала задушили и только потом повесили. Обратите внимание на свежий кровоподтёк на затылке, его перед удушением оглушили, - пояснял патологоанатом, седенький, сухой как щепка старичок по прозвищу "Харон", показывая на труп.
   Я не смотрел на уже зашитое после вскрытия тело, я смотрел как шевелятся бескровные губы у этого одного из лучших экспертов в городе. Надо было хоть что-то сказать, и я глухо спросил:
   - А вам ничего не будет, за то что вы разрешили мне присутствовать при вскрытии, да ещё и делитесь предварительным заключением?
   Он негромко засмеялся и покачал головой. В холодном помещении морга сильно пахло хлоркой, формалином и несвежим мясом. Человеческим мясом. Вроде уж ко всему привык, а уж на трупы еще со времен войны насмотрелся, а все равно подташнивает и обморочно кружится голова. Простите, что вы сказали?
   - Я давно на пенсии, - чуть повысив голос, повторил врач - патологоанатом, - ну что мне могут сделать? Уволить? А работать тогда кто будет? Нынешние выпускники такие специалисты, что не поверите, печень от почек отличить не могут. Они не учились, даже не присутствовали в аудиториях, они только числились в ведомостях и в банковских платежках платы за обучение. Их образовательный потолок, это работа санитаром, а не врачом.
   Пожилой санитар набросил на лежащее на столе тело грязную в бурых пятнах с казенными отметками простынь, а врач договорил:
   - Письменное заключение для следователя я подготовлю через пять дней, могу вам прислать копию.
   сочувственно добавил:
   - Вам желательно срочно принять антидепрессант, у меня есть спирт, хотите?
  
   По старинной медицинской традиции в кабинете выпили из мензурок по пятьдесят грамм. Обморочное состояние прошло, но лучше не стало.
   - А я вот всегда интересовался, почему патологоанатомы постоянно пьют спирт и как правило доживают до преклонных лет, - из вежливости и для поддержания разговора спросил я рассматривая хорошо выбритое без багровых прожилок алкоголика лицо врача.
   - Для своих верных слуг смерть-матушка делает исключение, - усмехнулся "Харон", - а если серьезно, то человеческий организм может постепенно адаптироваться к любому растительному яду, надо только знать методику приспособления организма к воздействию внешних и внутренних раздражителей.
   - Это и к социальной сфере применимо, - буркнул я.
   - Безусловно, - разливая еще по пятьдесят, согласился врач, - но для индивидуального организма в частности и человеческого социума в целом, существует предел, за которым неминуемо следует распад и смерть. Уж в этом я как патологоанатом хорошо разбираюсь. И знаете, - он с вопрошающим любопытством посмотрел на меня, - как я наблюдаю, мы к этому пределу уже вплотную подошли, а вы как думаете?
   - Так же, - глядя на спирт в моей мензурке, подтвердил я.
   - Ну тогда, - "Харон" поднял свою емкость, - выпьем за быструю и легкую смерть!
   - Нет, я пью за жизнь! А умереть никогда не поздно!
  
   Смерть никогда не приходит слишком рано и слишком поздно. Она приходит тогда когда надо. Она придет и ей будут безразличны твои капиталы, звания, заслуги, ее не отгонит ни свора охранников, ни бригада врачей. Ты встанешь перед ней в своем естестве. Я пью за жизнь, и за то чтобы в мой последний час моё естество не дрожало, и не было отвратительно даже мне. Залпом выпил, спирт обжег горло. Запьем водой и будем жить дальше.
  
   У выхода из бюро судебно-медицинской экспертизы стоял и на осеннем солнце отсвечивал черным лаком знакомый джип. Призывно звякнул сигнал машины. Явление "Э" народу в моем лице. "Пошел ты хер, - мысленно пожелал я джипу и его водителю, - своих стукачей сигналами зови". Остановился, закурил, хочешь поговорить? Ладно, я жду.
   - Попахивает от вас, - не здороваясь, заметил вылезший из машины и подошедший ко мне Толстов. Как всегда одет в штатское. По внешнему виду просто "эффективный" менеджер среднего звена.
   - Я первый раз выпил, гражданин подполковник, намного раньше чем вы устремились в жизнь через рванный гондон, - насмешливо ответил я.
   От выпитых ста граммов спирта чуток кружилась голова, настроение было подавленным и алкогольно-задиристым.
   - А хамить это обязательно? - безразлично, не меняясь в лице, спросил Толстов.
   Я выбросил докуренную до фильтра сигарету в урну. Достал из кармана пиджака бумажную салфетку, сплюнул в нее и скомканную бумажку тоже швырнул в мусор урны. Поинтересовался:
   - Ну-с чем пожаловал?
   - Хочу поставить вас в известность о результатах предварительного расследования, - служебно-холодным тоном заговорил Толстов, - согласно запротоколированным показаниям свидетелей ваш подзащитный Зафар покончил жизнь самоубийством в больничной палате следственного изолятора. Дело по нему будет закрыто по двум основаниям: смерти лица подозреваемого в совершении преступления это где он был подозреваемым в изнасиловании несовершеннолетней; отсутствие события преступления в его смерти, это по суициду. Дежурным служащим СИЗО объявят выговор за халатное исполнение должностных обязанностей.
   - За что вы его убили?! - сипло заорал я, - Чем он вам помешал?! Мы же договаривались!
   Молоденькая девушка лаборантка в белом халате курившая в ста метрах, обернулась на мой крик и тут же бросив окурок на землю, поспешно ушла в здание. Хлопнула дверь.
   - Это не мы, - тихо и понуро ответил Толстов, - хочешь верь, хочешь не верь, но мы тут не причем. Да и зачем? Нам он ничуть не мешал. Я ночью сам все обстоятельства выяснял и всех свидетелей опрашивал. Дело так было. В СИЗО вечером трое подследственных получили пищевые отравления. Их перевели в медсанчать. Дежурный фельдшер распорядился поместить их в камеру - палату где лежал Зафар. Через три часа они криком вызвали контролера и сообщили, что их сосед повесился.
   - Я только от эксперта и видел его труп, - зло бросил я, - патологоанатом однозначно заявил, что человека оглушили, а потом задушили. Это убийство! А ваши свидетели это преступники!
   - Сам знаю, - привычно как от застарелой язвенной боли, скривился Толстов, - поэтому к тебе и пришел поговорить. Сокамерники Зафара это лица, задержанные за распространение наркотиков. По ним уже шесть месяцев следствие идет, скоро очередное продление сроков будут оформлять. Все они мигранты, к тому же ещё и незаконно пребывающие в стране. А ты хорошо знаешь на кого они тут работали. Им кинули записку - "маляву" с приказом убить, они его выполнили. Почему им отдали такой приказ, это ты сам выводы сделай, а я думаю Дорахмонов решил подстраховаться и обрубить все концы. Что творится в СИЗО я думаю тебе объяснять не надо. Первое: Никого с кишечными расстройствами срочно по вечерам не переводят в санчасть. Болит живот, сиди на толчке, утром фельдшер посмотрит. Второе: Всех с подозрением на кишечную инфекцию помещают в отдельную камеру изолятор, а не в палату где лежат травмированные. Почему всё это не выполнено? Ответ ясён - соучастниками убийства выступили работники СИЗО. Говоря языком УК: они своими действиями создали условия для совершения преступления. Утром я всё доложил начальнику управления. Он тут же позвонил начальнику СИЗО. Договорились шум не поднимать, а со своими подчиненными начальник СИЗО разберется келейно. Сам понимаешь нам из-за кого-то гастера, портить отношения смысла, нет.
   - Это не какой то, а человек, - тихо сказал я, - что я теперь его отцу скажу?
   - Думаешь у них там всё лучше? - недобро улыбнулся Толстов, - у нас хоть видимость закона пытаются соблюдать, а там ... по своим правилам они в начале девятнадцатого века теперь живут. А что там с русскими сделали, знаешь?
   - Ты и сам как националист с которыми борешься, рассуждаешь, - мрачно отметил я.
   - Есть закрытые исследования по разным регионам и группам населения, - серьезно сказал Толстов, - мне их знакомый ФСБэшник показывал, так вот, так рассуждает уже до восьмидесяти процентов активного населения страны. В полиции этот процент составляет восемьдесят пять, в ФСБ семьдесят, а в армии девяносто. Пока все просто выжидают, кто первый встанет, и за кем пойдут. А если будет приказ или серьезная заваруха, то начнется такое мочилово ...
   - Тебя же и "замочат", - прервал я его.
   - Меня вряд ли, - цинично улыбнулся Толстов, - эти национально идейные мальчики, если их волна во власть вынесет, меня оставят работать по специальности: на допросах мясо молоть. А вот тебя с твоим: "тоже человек", точно повесят.
  
   Шумя мотором и отплевываясь выхлопным газом на территорию морга въехала "труповозка". Два санитара вытащили из старой побитой машины носилки с закрытым в черный пластиковый мешок телом и занесли его в здание. Меня повесят? Вполне возможно. Историю я немного знаю и такого варианта не исключаю.
  
   - Я тебе ещё вот, что скажу, чтобы ты дальше по своему гастеру не рыпался, - после короткой интонационной паузы продолжил говорить Толстов, - вместо Харона уже сегодня заключение напишет другой эксперт из новых, его жена в управлении в кадрах служит и что почём он хорошо понимает. Тело после этой экспертизы отправят в крематорий. Если Харон дополнительно представит своё заключение, то думаю ясно, каким именно документом будет руководствоваться следователь. А повторную экспертизу осуществить будет невозможно. Дело будет закрыто, доказать ты ничего не сможешь.
  
   Ты прав специалист по "перемолке мяса" нельзя ничего доказать если твоих доказательств, просто некому слушать. Я молча смотрел как он кивнув на прощанье ушёл и сел в свою дорогую машину. Взревел мощный двигатель, с форсом на форсаже рванул с места джип. Так что же мне сказать отцу убитого?
  
   Говорить ничего не пришлось, через день он сам всё сказал:
   - Я тебе верил, а ты убил моего сына, - тускло, мертво звучал в сотовом телефоне его голос, - чужими руками, но убийца ты, тебе заплатили в полиции, я знаю. Мне звонил Дорахмонов, он всё рассказал. Будь ты ... - обжигающим ударом плети прозвучало проклятье на чужом языке, было слышно, как он задыхается от боли и ненависти и опять как подбирая и бросая камни, заговорил на русском языке, - Тело моего мальчика сожгли, так пусть в огне сгорит твоя земля, твой род, пусть все вы сгорите ...
  
   Не слушая меня, он отключил связь. Перезвонить? Я пытался, бесполезно. Ничего нельзя доказать словами, если тебя не хотят слушать. Я сидел на кресле в своем кабинете и смотрел на стену, на ней закреплена карта издания июля 1991 года, карта СССР. Прощай СССР! Страна в которой я родился и которой с оружием в руках присягал на верность. Прощай! Ты был смертельно ранен в декабре 1991, но агонизируя ты умираешь сейчас, когда в могилу один за другим сходят твои последние граждане, а те кто ещё остался жив постепенно отравляются безразличием, отчуждением, злобой и ненавистью к друг другу. Прощай СССР! Нам на смену пришли другие люди, они уже не помнят тебя и не хотят помнить. Отказ от памяти, это суд и окончательный приговор истории, и тут бесполезен любой защитник. А ты, прощай!
  

Глава одиннадцатая

   Один раз в месяц я уезжаю из города в дальнее село. Это почти выморочная деревенька, в ней из ста шестидесяти и жителей осталось жить пятнадцать человек. Семь мужчин, самому младшему из которых шестьдесят три года и восемь женщин, самой старшей восемьдесят два. Двери и окна в сельском магазине крест-накрест забиты серыми досками. Медпункт закрыт на ржавый навесной замок. Школа за ненадобностью упразднена, почтовое отделение уже год как сократили. После разрыва линий электропередач, временно уже второй год, в домах отсутствует электричество. В этой деревеньке в крепком сложенном из дубовых бревен "на века" срубе живут родители моего товарища погибшего на афганской войне. Обоим уже хорошо за семьдесят, а он был их единственным сыном. Мои мама и папа уже ушли из жизни и эти посещения деревеньки мне нужны ничуть не меньше чем этим двум старикам, дяде Грише и тете Марине. Приятно хоть тут почувствовать себя младшим и ощутить тепло родительского участия, внимания и заботы. Багажник моей машины забит продуктами и лекарствами. Всего понемногу: мешок муки; сахара; упаковки с солью; "саперные" спички; макароны; тушенка; сгущенное молоко; листовой чай; карамельные конфеты, но больше всего в преддверии зимы они радуются сорока литровой канистре с керосином и пачками свечей. Телевизор у них из-за отсутствия света не работает, но я сразу снабдил их хорошим радиоприемником на батарейках. Осенью и зимой у них в тепле просторной горницы собирается все население. При свете керосиновой лампы они пьют чай с конфетами и слушают радио. Тут люди поддерживают друг друга, иначе просто не выжить. Я для них как посланец из "большого мира" и при мне они с удовольствием ругают местные власти и хвалят президента. Я никогда не спорю и на обратном пути отвожу на почту их письма с обычными обращениями: "Президенту Российской Федерации. Дорогой ..." Они жалуются, что нет света, закрыты магазин, почта, медпункт. Они просят и их просьбы из столицы аккуратно переправляют в районную администрацию. В следующий приезд я прочитаю стандартные увертливо пустые ответы из района, заберу и отправлю новые жалобы в Москву. Вечный двигатель  -  Perpetuum Mobile отношений власти и населения. А ещё в конце октября в ближних лесах собираются волчьи стаи. Жутко по ночам слышать их ближний за околицей тоскливый вой. Жалобно скулят дворовые псы и тогда все мужчины кто ещё в состоянии держать в руках оружие собираются и выходят с охотничьими ружьями на край деревеньки. Сегодня я выхожу с ними. Заряжаем оружие. Залп! Гулкий, грозный звук выстрелов, пламя из стволов. Мы не убиваем, мы предупреждаем. Пока мы стреляем в воздух холостыми зарядами. Пока мы не хотим никого убивать. У меня в руках охотничий карабин "Вепрь" он сделан на базе РПК -74, с таким пулеметом я воевал, и помню как надо стрелять. Залп! Отдача от выстрела, приклад бьет в плечо, в холодном осеннем воздухе горько пахнет жженым порохом.
  
   На недавно состоявшихся выборах господин Дорахмонов по партийному списку был избран в региональную думу. Теперь он председатель комитета по национальной политике.
  
   Волчий вой стихает, но они не уходят, ждут, вон там в лесочке за кустами видно горящее отражение их глаз. Ждете? Мы снова заряжаем оружие. Залп! Гулкое эхо разносит звуки выстрелов. Мы не убиваем, мы предупреждаем: "Смотрите, мы живы и вооружены. Не ждите легкой добычи"
  
   Пятый этаж общежития в "Долине орков" сгорел. Официальная версия причины возгорания: неисправность электропроводки. Люди со слезами утверждали, что их подожгли, но кто у нас в это поверит? Утверждать, что наши дорогие гости выжигают и выживают местных жителей, это нацизм, это клевета, на это способны только провокаторы и отморозки. Погорельцев, не слушая их просьб отремонтировать комнаты, выселили и разместили в маневренном фонде - старом обветшалом бараке на окраине города рядом с мусорной свалкой. В обгорелых комнатах пятого этажа теперь живут наши дорогие гости, их стало больше и им нужно место. Катю увезла "Скорая помощь" и она умерла в больничной палате. Валентина Степановна Кустова спасала детей из охваченных огнем комнат и получила сильные ожоги. К ней в ожоговый центр сразу как только узнал о беде с матерью, прилетел ее сын, вместе с ним была его невеста врач и ее мама тоже врач. Втроем меняя друг друга, они выхаживают Валю.
  
   Приглядываемся. Прислушиваемся. Волки ушли. Еще один дружный предупреждающий залп! Не возвращайтесь! Хотите сберечь свои шкуры, не возвращайтесь и не ждите тут легкой добычи.
  
   Я встречался и говорил с погорельцами, несколько семей весной приедет в эту почти пустую деревню, местные жители готовы их принять и оказать посильную помощь. Тут есть пустые, но пригодные для проживания дома, запустелую пашню можно обработать и она даст злаки, река рыбу, лес дрова, дичь и ягоды, на пастбищах можно выращивать скот. Большая часть погорельцев решила остаться в бараке у помойки и ждать уклончиво обещанных квартир. Ну что ж, это их выбор.
  
   С деревенской околицы восемь вооруженных пожилых мужиков медленно идут в дом стариков, ставших на мне пятом десятке лет приемными родителями. Деревенские собаки приветствуют нас заливистым радостным лаем. Сегодня, темной, хмурой осенней ночью меня будут угощать деревенским разносолами. Свежая уха, лесные ягоды, соленья, домашней выпечки пышный хлеб, сто пятьдесят граммов хорошо очищенного самогона. Сегодня в кругу пожилых мужчин оружейными залпами предупредивших хищников о готовности защищать свои дома и свою жизнь, я опять буду чувствовать себя младшим и ощущать свою неразрывную связь с родной землей.
  
   Как и предупреждал подполковник Толстов уголовные дела по убийствам и изнасилованию были закрыты. Капитана Овина и двух полицейских из ППС уволили без возбуждения уголовного дела, теперь они работают в охране господина Дорахмонова. Платят им мало, но они готовы служить своему хозяину и за эти деньги.
  
   А мы битые и перебитые жизнью и нашими судьбами мужчины и женщины в старом деревенском срубе неспешно говорим о жизни, о судьбе, о нашей стране.
  
   Ты недобрая наша Родина, ты не любишь нас своих детей, ты иногда похожа на запойную пьяницу, которую уже лишили родительских прав, а нас отправили в приютское казенное учреждение, раньше их называли "дома призрения". Но как детдомовские дети с неумирающей надеждой ждут своих родителей, так и мы ждём когда ты повернешься к нам лицом, ведь несмотря ни на что мы так любим тебя. Мы любим тебя, но как часто наша любовь похожа на эгоизм капризного ребенка, мы требуем всё для себя и ничего не хотим дать взамен. Хотя не все такие.
  
   Мы сидим столом и слышим как по радио передают штормовое предупреждение: резкое похолодание; порывистый ветер; дождь со снегом; на дорогах гололедица. Диктор на станции рекомендует по возможности всем оставаться дома, а при передвижениях соблюдать максимальную осторожность. Но не всегда получается отсидеться по домам и соблюдать осторожность, под осторожностью у нас часто понимается требование: "сдохни молча и не выступай", но когда за порогом твоего дома воет стая, то ... предупредительный выстрел, залпом, иначе кинутся и растерзают. Слышно как за стенами дома усиливается холодный ветер, идет шторм. А у нас в этом сложенном на века дубовом срубе пока тепло, ещё не погас огонь в очаге и есть хлеб на столе.
  
   Утром, когда дом как содрогался от ударов сильного ветра, меня разбудила тревожно призывная трель сотового телефона. Я принял сигнал бедствия:
   - Я Лена Родина, - быстро и нервно заговорил тонкий девичий почти детский голосок, - моего папу арестовали, ему срочно нужен адвокат, он оставил ваш номер телефона и ...
  
   Смотрю в окно, за двойной стеклянной рамой моей спаленки, пошел снег с дождем, как рано в этом году похолодало.
  
   - Лена, позови свою маму, - прервав взбудораженный голос ребенка, попросил я.
   - Мама в реанимации, - всхлипнула девочка, - у нее сердечный приступ. Дома я одна.
  
   Низкие серые тучи, утро, но так темно на улице от дождя со снегом, что почти ничего не видно.
  
   - За что задержали твоего папу?
   - Так вы ничего не знаете? - со слабым удивлением охнула Лена, - Да весь интернет уже третий день "гудит" Видеозапись о том, как полицейские пытают и избивают гастарбайтера, собрала около миллиона просмотров и десятки тысяч комментариев.
  
   Я уже три дня провел в деревне, тут даже проводной телефонной связи уже пять лет как нет, а уж про интернет и говорить нечего. А тут вон какие в "большом мире" дела клокочут.
  
   - Папин начальник, генерал уже уволен, - продолжает говорить девочка, - Мне папин знакомый передал записку и просил ее вам отдать. Я сразу прочитаю ладно? Слушайте: "Дело в СК. Оперативное обеспечение осуществляют "соседи". В ходе доследственной проверки Родин предъявил обеляющие его письменные документы. На следующий день свидетели, которые находились в одной палате с жертвой до ее самоубийства, под протокол заявили, что потерпевший жаловался на постоянные угрозы полицейских в его адрес и от этого находился в депрессивном состоянии. Свидетели с которыми Зафар ранее вместе проживал, принесли в Следственный комитет его неоконченное письмо родителям. С места его бывшей работы в фирме господина Дорахмонова представили заявление о приеме на работу, трудовой договор и платежные документы с образцами почерка потерпевшего. Следователь назначит почерковедческие экспертизы, но устно утверждает, что даже невооруженным глазом видно, что почерк на всех документах разный. Я сам под служебным расследованием. Помочь не могу"
  
   Вот значит как? Грамотно и оперативно ничего не скажешь. Попробуй теперь докажи какой из письменных документов подлинный, а какой подложный.
  
   - Ну что вы молчите? - заплакала Лена, - вы будите моего папу защищать? Пожалуйста приезжайте скорее, я боюсь. Тут у подъезда пятеро сидят, в окна нашей квартиры смотрят и кричат что-то не по-нашему. Я папиным друзьям звонила, никто трубку не берет, а весь ОМОН охраняет митинг и они приехать не могут. Мне страшно!
  
   Во дворе большой пес от дождя и ветра забился в конуру и жалобно поскуливает. А до города двести километров по гололеду, раньше чем через пять часов я приехать не смогу, просто не успею. Тихо, обреченно плачет ребенок.
  
   - Лена, успокойся, я тебе перезвоню.
   И затухающий детский голос:
   - Никто не приедет, я знаю, а значит меня убьют ...
  
   Отбой на связи. Я быстро набираю новый номер, абонент ответил сразу:
   - Да?
   - Федорин, - глухо заговорил я, - записывай адрес и телефон, там в квартире ребенок, отец арестован, мать в реанимации, ей срочно нужна помощь, я приеду через пять часов.
   - Понял, - всё записав, откликнулся "Федорино горе" - выезжаю.
   - Там у подъезда боевики, - предупредил я, - скорее всего они оказывают психологическое давление, но возможны варианты ...
   - Прихвачу ребят, это те кого ты вытаскивал, и Димку Дегтева с видеокамерой, - быстро отвечает Федорин и добавляет, - Не ссы, прорвемся!
  
   Опять звоню, ребенок сразу принимает сигнал.
   - Лена, не бойся, к тебе сейчас приедут! По sms я тебе перешлю их имена. Не бойся девочка, тебя есть кому защитить. Держись!
   - Спасибо дяденька, - шмыгая носом, отвечает девочка.
   - Не плач дочка!
   - Постараюсь, - в тонком голосе легкий намек на облегчение, на надежду.
  
   Выхожу из дома, завожу машину, надо спешить.
   - Уезжаешь, что так быстро? - дядя Гриша выходит меня провожать, с тетей Мариной я уже попрощался, она из дома не выходит, нездоровится.
   - Дела, - скупо и хмуро отвечаю я.
   - Пока ты спал, сосед к нам заходил, - морщинистое лицо у дяди Гриши взволнованно, - он говорит вчера в соседнем селе волки последнюю корову и с десяток овец задрали, собак всех разорвали. Все мужики на работе в райцентре были, а бабы детей похватали и по домам забились. А волки как знают, что нет никого, прямо средь бела дня по селу ходят и скот режут. Скоро совсем оголодают и до людей доберутся. Думаем, что хватит их холостыми предупреждать, пора облаву делать и перестрелять всех. Ты как участие примешь?
  
   Не знаю, как получится. Двигатель прогрелся, пора ехать. Холодно, резкий порывистый ветер пробирает "до костей", дождь окончательно сменился снегом, земля уже обледенела. Ничего доедем, прорвемся, доберемся до "большой земли", если это ещё наша земля.
  
    Номер счета на Яндекс: 41001770736777
  

Оценка: 8.64*35  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019