Этот год тоже ничего хорошего в Грузию не принес. Продолжался затяжной кризис, жестокие разборки, голод, безработица, бандитизм...
Выйдя из магазина "Электроника", в котором ничего интересного на этот раз не оказалось, Тенгиз свернул на Бахтрионскую, заглянуть в комиссионный и посмотреть, не продалось ли что из сданных ранее вещей.
Как обычно, в июле над городом висела густая липкая духота. Солнце стояло в зените, ветра не было и над раскаленным асфальтом поднималось дрожащее марево горячего воздуха. Редкие каштаны, акации и тополя, высаженные по краям улиц у бордюров, тени почти не давали, прикрываться за ними было бессмысленно.
Воняло гниющим мусором, который давно уже никто не вывозил, и он валялся повсюду в россыпях и кучами.
Было около двенадцати дня, и до традиционного одновременного перерыва во всех магазинах оставался еще целый час.
Тенгиз, не торопясь, пошел по улице вдоль зеркальных витрин "Электроники" к видневшемуся недалеко впереди входу в комиссионный.
Вдруг, за спиной он услышал топот и тяжелое дыхание несущегося со всех ног человека, затем, в шум города ворвался визг покрышек и ненормальный рев двигателя, работающего на предельных оборотах. Тенгиз еле успел увернуться и прижаться вплотную к витрине, как мимо него, тяжело дыша и всхлипывая, вихрем пронесся пожилой и очень полный мужчина с вытаращенными от ужаса глазами. За ним почти вплотную к обочине несся грязно-зеленый "жигуленок". Толстяк уже выдохся и не мог бежать быстро. Обогнав Тенгиза на несколько метров, чуть не упал, чудом удержался на ногах и сбавил скорость. С одной ноги у него соскочила старая сандалия с порвавшимся ремешком и осталась лежать посреди тротуара. Мужчина приостановился, видимо, хотел за ней вернуться, но не успел.
Завывая мотором, легковушка резко взяла вправо, громыхнула днищем о гранитные плиты бордюра и выскочила на тротуар, перекрыв беглецу дорогу. Захлопали дверцы. Из машины выскочили трое мужчин неопределенного возраста, в камуфляже и с автоматами в руках. На ногах у них были рваные и грязные кеды, заношенные и выцветшие, - это совершенно не вязалось с форменной одеждой и придавало ситуации оттенок буффонады. Глаза у всей троицы были какие-то неживые, бездушные, не выражающие ни чувств, ни какого-либо подобия интеллекта, ничего. Похожие просто на черные дырки в соответствующих местах лица.
Через секунду, с ленцой, как человек, которому спешить некуда, неторопливо выбрался четвертый: в белой рубашке, темных брюках. Обут он был, в отличие от своих помощников, в добротные летние туфли, дорогие и стильные очки-поляроиды были сдвинуты на лоб. Если бы не автомат в руке, никто бы не связал его с подозрительной компанией. Судя по уверенному поведению, это был главный. Вот у него-то желтые тигриные глаза светились ненавистью и злорадством. Беглец, парализованный ужасом, застыл на месте, у него дрожали губы, а по лицу и шее под воротник рубашки стекали крупные капли пота. Несколько раз несчастный порывался закричать, но голос не слушался и он только беззвучно разевал рот.
Тенгиз скорее догадался, чем услышал
- Мишвеле, мишвеле... (помогите, помогите)
Преследователи, не спеша, подошли поближе, и один из них резко ударил мужчину ногой в живот, а когда тот упал на колени, коротко размахнувшись, жестоко и точно ткнул прикладом автомата прямо в лицо.
Тенгиз от неожиданности охнул, колени ослабели, и он присел на месте, привалившись плечом к невысокому цоколю, под витриной "Электроники". Происходило что-то страшное, но убежать не было ни сил, ни возможности. Оставалось сжаться в комочек, стать как можно более незаметным и не привлекать к себе внимания.
Толстяк с окровавленным лицом, между тем, тихо подвывая, пополз в его сторону.
Но дичь далеко не отпустили. Охотники подошли поближе и стали метрах в трех от жертвы. Главарь же приблизился вплотную к мужчине, схватил его за редкие седые волосы и остановил в метре от Тенгиза, не обратив на последнего никакого внимания, будто там было пустое место. Рывком развернув к себе толстяка, оскалился, разглядывая испуганное лицо и смакуя наслаждение моментом. Потом угрожающе заговорил, постепенно заводясь и срываясь на крик, хлопая ладонью свободной руки по автомату, висевшему на ремне через плечо. Толстяк попытался овладеть дрожащим голосом и, заикаясь, что-то объяснить, но у него не получалось. Бандиты в камуфляже и кедах, между тем, придерживая в готовности на полусогнутых руках тяжелые АК-47, позевывали, равнодушно ожидая команды. Судя по всему это зрелище им было не впервой.
Доведя себя до исступления, главарь в бешенстве пнул толстяка несколько раз, и отскочил назад, передернув затвор автомата. Подельники, перестав зевать, тоже подняли оружие и лязгнули затворами.
Тенгизу стало жутко. До последнего момента он надеялся, что все обойдется, на худой конец толстяка еще немного побьют и уедут. Но он ошибся...
С расстояния примерно двух-трех метров в четыре ствола, почти в упор загрохотали "Калашниковы", расстреливая дергающееся тело. Автоматы, пробивающие навылет с такого расстояния стальной рельс, брызгая огнем и металлом, рвали человеческую плоть.
Разлетались брызги крови, осколки костей, клочья одежды и оторванные куски человеческого тела. Некоторые пули, пробив развороченную беспомощную массу, вязли в асфальте, а иные, уйдя в сторону, попадали в бетонную стену, цоколь или мраморные плиты, которыми были обложены витрины и рикошетировали с противным визгом. Людей на улицах в жару почти не было, все старались быстрее проскочить по своим делам, а как только началась стрельба, улица мгновенно полностью обезлюдела. Звякнуло пробитое шальной пулей стекло витрины, и невольные свидетели происшествия, находящиеся внутри "Электроники", выйдя из шока, попадали на пол. Стреляные гильзы сыпались дождем на дорогу, тротуар, а некоторые, отскакивая от толстого ствола старого каштана у бордюра, падали на убитого и Тенгиза, привалившегося к цоколю и зажавшего уши руками..
Что-то внезапно и сильно ударило его по лицу, затем упало на колени. Невольно раскрыв глаза он увидел там окровавленную кисть руки, оторванную пулями и на несколько секунд потерял сознание.
Пришел в себя от внезапной тишины и чего-то текучего, липкого на лице. С трудом, сфокусировав взгляд на витринном стекле, увидел свое отражение. Лицо и рубашка были забрызганы кровью, долетевшей до него с расстрелянного тела, лежащего почти рядом с ним. Сообразив, что появился шанс притвориться мертвым, он так и поступил, плохо отдавая себе отчет в том, что и как делает. Скорчился в неудобной позе и изобразил жертву от случайной пули. Сквозь полуприкрытые веки продолжал наблюдать за бандитами.
Между тем, убийцы, расстреляв рожки и тронув несколько раз ногами то, что только минуту назад было человеком, а теперь представляло собой месиво из мяса и костей, изрешеченное сотней пуль и еще иногда подергивающееся в конвульсиях, хлопая дверями, садились в машину. Только главарь не мог оторваться от вида жертвы, плавающей в луже крови, но, в конце концов, плюнув несколько раз с ненавистью на мертвое тело и выкрикнув "набичвар" (ублюдок), уселся в машину и он. Жигуленок взвыл мотором, не торопясь, подрулил к удобному для съезда с тротуара на дорогу месту, чтобы снова не удариться днищем, выкатился на проезжую часть и, увеличив скорость, быстро скрылся из виду. Бандиты не обратили никакого внимания на оставшегося в живых свидетеля, видевшего их лица и не потрудились проверить его мнимую смерть.
Тенгиз приподнялся. У него с колен на асфальт свалилась оторванная кисть со свисающими лохмотьями кожи и сухожилий. Сознание снова поплыло, а когда он посмотрел на развороченное тело и кровавые ошметки, разбросанные вокруг, на которые уже начали садиться большие синие мухи, то чуть не захлебнулся рвотой...
Остро пахло сгоревшим порохом. Тротуар от трупа до края улицы был засыпан стреляными гильзами.
С балконов и окон верхних этажей начали осторожно выглядывать люди. Какая-то женщина вышла из двери комиссионного магазина и, увидев мертвое тело, прикрыла лицо руками и пронзительно закричала
- Вай ме, вай ме! Милиция, милиция, халхо (люди) тут человека убили!
Несмотря на трагизм ситуации, Тенгиза передернуло
- Никак люди не привыкнут, что милиция сейчас никого не защищает, пытается только сама выжить и создает видимость своего существования.
Дальнейшее показало его правоту.
Услышав крики женщины, осторожно, оглядываясь по сторонам, на улицу вышло еще несколько человек. Тенгиза, поддерживая под руки, завели в комиссионку, усадили на стул в кабинете заведующей и вытерли от крови лицо. Ранений не оказалось. Он немного пришел в себя и отвечал на вопросы суетящихся людей.
Все были испуганы и взбешены одновременно
- Бандиты, сволочи, ублюдки, - возмущалась пожилая грузинка-продавщица, - какие только матери их родили, этих подонков! Уже прямо на улице, в центре города днем убивают! Ни с чем не считаются! Когда только это все кончится?
- И-эх, Мерико, - присоединилась заведующая, - кто нас, простых людей, спрашивает, и кто с нами считается? Разговорами это не прекратишь, сила нужна! А у кого она сейчас? Власти сейчас нет или она ничего не может сделать! Вокруг только одни бандиты и воры. Порядочные люди кто уехал вовремя, а кто прячется по домам, носа не высовывает. А то, видите, что творится? На днях разговор в троллейбусе слышала, заказать сейчас, чтобы кого-то убили, например, своего врага под шумок, стоит столько же, сколько две-три импортных рубашки!
- Ну, это, смотря кого убить, если простого человека, да, так и стоит. А вот если кого повыше, там совсем другие деньги будут, - вступил в разговор бедно, но опрятно одетый тщедушный маленький старичок в роговых очках, опирающийся на палку и с бодрыми седыми усами, кончики которых были подкручены кверху.
Разговор шёл то на грузинском, то на русском.
Тенгиз подумал
- Люди давно уже привыкли ко многому, жить без газа, без света, к бандитам на каждом шагу, поборам чиновников, талонам на хлеб, даже к постоянным ограблениям и криминальным смертям, но пока еще не посреди бела дня и в центре города у всех на виду. И не в такой жестокой и циничной форме. Это было уж слишком...
Ему принесли какую-то старую застиранную рубаху, видимо, из непроданного и оставшегося бесхозным товара, и чистое мокрое полотенце. Он приложил холодную ткань ко лбу и почувствовал, что дрожь, бившая все тело, начинает исчезать, а ноги перестают быть ватными. Привстав, отряхнул от пыли брюки, оттер бурые пятнышки на коленях и, сняв свою, запачканную чужой кровью рубашку, надел предложенную женщинами.
- Диди мадлоп, калбатоно (Большое спасибо, уважаемая)! Я Вам обязательно ее верну! Спасибо!
- Ничего, ничего, арапери, бичико, не надо возвращать, носи ее долго и радуйся, что смерть мимо прошла! Как русские говорят, в рубашке родился! - ответила заведующая.
- Надо все-таки в милицию позвонить, - подал голос старичок, - пусть приедут, протокол составят, документы поищут, родственникам сообщат.
Поскольку других мыслей все равно ни у кого не было, заведующая начала звонить в Сабурталинский РОВД. Трубку долго не поднимали, и она нажала кнопку автодозвона, одновременно с которым включился и спикерфон. Такие телефоны собирали местные безработные умельцы и продавали на многочисленных толчках или знакомым.
Наконец, трубку подняли. На всю комнату громко разнесся уставший голос дежурного
- Милиция, слушаю.
- Тут человека убили, - громко запричитала заведующая, - четверо, с автоматами, приехали и...
Дежурный перебил
- У них автоматы?
- Да, да! Я же Вам говорю! Из автоматов убили!
- Вот видите, у них автоматы, а у нас только пистолеты, что мы с ними против автоматов сделать можем? - уже привычно начал объяснять женщине милиционер.
- Да нет, уважаемый Вы не поняли! Бандиты уже уехали. Убили человека и уехали. Надо, чтобы Вы подошли, поискали документы этого несчастного, семье сообщили.
После слова "поискали", голос в трубке немного оживился,
- А что, его еще никто не трогал?
- Нет, нет, конечно! Так и лежит человек на улице.
- Хорошо, мы сейчас приедем, - решился дежурный, - назовите адрес и вашу фамилию.
- Бахтрионская, 1, комиссионный магазин. А я Лейла Пичхадзе, заведующая.
Громко раздались гудки отбоя. Лейла нажала кнопку, и некоторое время все молчали.
Не выдержав наплыва чувств, старичок с усами горестно вздохнул
- До чего дожили? Какой позор, милиция бандитов боится! Не хотят приезжать, людей спасать! У них автоматы, а у нас только пистолеты! - процитировал милиционера и сплюнул, - Тьфу! Мне бы годов тридцать снять да ППШ в руки, я бы эту всю бандитскую мразь поганой метлой вымел. Как фашистов в свое время!
- А что, ты воевал, батоно Автандил? - спросила Мерико своего частого посетителя, почувствовав, что всем надо выговориться и немного разрядиться.
- Я, дорогая Мерико, до Берлина дошел. Раздавил фашистскую гадину! Думал, что война больше не повторится, и наши дети никогда не увидят того, что видели мои глаза!
- То были фашисты, - вздохнула Мерико, - враги, а это ведь наши люди, такие же, как мы.
Дедушка Автандил разозлился
- Говоришь, такие же, как мы? Ты что, смогла бы вот также человека из автомата расстрелять, да? Чьего-то отца, брата, мужа? Смогла бы?
Мерико растерялась
- Что ты говоришь, батоно Автандил? Нет, конечно! Никто нормальный бы не смог! Это же зверем надо быть!
- Я знаю, калбатоно Мерико, знаю! Для этого надо быть зверем! И этих зверей вокруг видишь сколько? Откуда они только взялись? Из каких нор вылезли?
За дверью раздались звуки подъехавшей машины.
Тенгиз, еще неуверенно ступая дрожащими до сих пор ногами, вышел на улицу.
Два милиционера с автоматами за плечами стояли у лежащего тела, которое кто-то из вышедших жильцов дома, прикрыл куском материи. Водитель, также вооруженный автоматом, оставался в машине.
Один из стражей порядка, стараясь не поскользнуться на гильзах и не испачкаться в крови, осторожно подошел к трупу, откинул материю и тщательно исследовал содержимое карманов убитого. Вытащил из кармана рубашки залитый кровью паспорт, из заднего кармана брюк тощую пачку денег, тоже всю в крови, платок, ключи. Больше ничего не нашел.
Отойдя к машине, достал из нее какие-то листочки и стал заполнять. Переписав данные из читабельных частей паспорта, он заученно обратился к двум-трем десяткам жителей, вышедших из домов при появлении милицейской машины на улице и возмущенно обсуждающих событие
- Свидетели есть? Кто-нибудь видел тех, кто стрелял?
Все сразу примолкли. Никто ничего не видел, а если и видел, то держал язык за зубами. Кто его знает, может, того несчастного тоже убили за свидетельские показания? Героев не было. Несколько мужчин мрачно молчали, сжимая кулаки и глядя на тело, женщины плакали. Две-три из них, не выдержав напряжения, неожиданно запричитали, обращаясь к формальному представителю власти
- И когда это все, наконец, кончится? Сколько уже мучаемся, детей нельзя на улицу отпускать одних, поиграть, работы нет, кушать нечего! Кто это все устроил, кому надо было так все делать? Жили ведь по-человечески как все люди, все было, и никого не убивали, как сейчас! Столько горя принесли! Господи, помоги нам!
Никаких имен не называлось, так как любая конкретика немедленно приводила к скандалам, в которых кипели эмоции сторонников и противников любой названной политической фигуры. Немного выпустив пар, женщины замолчали, поняв, что, сколько не возмущайся, все равно ничего не изменится, и начали расходиться.
Кучка людей быстро поредела, и на месте преступления вскоре остались только двое безнадзорных мальчишек лет 12-14, азартно собирающих стреляные гильзы, окровавленное тело, лежащее на тротуаре, да Тенгиз, оставшийся стоять в дверях комиссионного магазина.
Он тоже придерживался общепринятых правил народной мудрости и лезть в свидетели заведомо глухого дела, где, кроме неприятностей ничего не светило, ему не хотелось.
Лейла отыскала в подсобке старое и рваное драповое пальто большого размера, которое пожертвовала для использования вместо носилок. Милиционеры осторожно, стараясь не испачкаться, переложили труп на пальто и, крепко ухватившись за рукава и полы, забросили куль в арестантское отделение автомобиля. Туда же бросили найденные около убитого, отстреленные ухо, кисть руки и большой палец правой ноги. Небольшие осколки разбитого черепа с красной жижей и другие "мелочи" оставили на тротуаре, чтобы не испачкать руки и машину. Затем подошли к капоту, закурили и стали негромко переговариваться.
Какой-то мужчина принес два ведра песка с детской площадки и присыпал все кровавые пятна на месте трагедии. Когда он ушел, офицер, забравший паспорт и вещи убитого, огляделся по сторонам и, никого близко не заметив (Тенгиз уже зашел внутрь магазина и наблюдал за ним через отражающую свет витрину), достал из кармана деньги, завернутые в пустой протокол опроса свидетелей. Затем он тщательно протер пачку от оставшихся сгустков крови платком жертвы и выкинул его на дорогу, в кучу мусора, вместе с бумажкой протокола. Пересчитал деньги и, разделив их на три части, две отдал коллегам. Те тут же попрятали свои доли в карманы. Через минуту Уазик загудел двигателем и уехал.
Тенгиз этого ожидал и горько усмехнулся
- Да, все выкручиваются, как могут. Милиции тоже надо на что-то жить, на зарплату
купонами-фантиками семью не прокормишь, государство не защищает, бандиты открыто убивают и милиционеров, и гражданских на улицах из всех видов оружия.
На этот раз все могло кончиться гораздо хуже, а он опять остался жив и даже не ранен. Снова повезло...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на okopka.ru материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email: okopka.ru@mail.ru
(с)okopka.ru, 2008-2019
