САМЫЙ ХИТРЫЙ ГЕНЕРАЛ СЛУЖИТ НА КАШИРКЕ. - "ЗДЕСЬ ЗОЛОТО НЕ ВЗЯТЬ". - ДЕТЕКТИВ-КОЛЛЕДЖ ОТКРЫВАЕТ СПОРТЗАЛ. - "МЫ ПОЕДЕМ, МЫ ПОМЧИМСЯ ЗА НАЛОГОМ УТРОМ РАННИМ..." - ТРЕБУЕТСЯ "НН" - "НАРУЖКА", НЕГЛАСНОЕ НАРУЖНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ. - ЗАЧЕМ НУЖНЫ КРЫШИ В ДОМАХ. - СПЕЦПРИЕМ "ПРИВЕТ ОТ МАЙОРА КРАСИКОВА".
1.
Изо дня в день -- одно и то же.
Паспорт и пропуск -- в руки контролеру. В этот момент он смотрит не на документы, а в глаза подателю -- идет начальный "съем" информации, попытка уловить настроение посетителя.
Нервничает? Суетится? Спокоен?
То, что охрана из госбезопасности, знают все, но воспринимают как данность и не заостряют на этом внимание. Как и на том, что бумаги рассматриваются слишком долго. Это не из вредности гебешников или их желания показать свою значимость: начинается невидимая для непосвященных сверка документов.
Первым делом, когда только открывают книжицу, пальцами прощупывается бумага -- проверяется ее фактура.
Толщина, плотность, глянец -- норма.
Раскрытый паспорт словно ненароком поворачивается к свету -- на контроле водяные знаки и защитная сетка.
Все на месте.
Листаются странички -- их пересчитывают, одновременно рассматривают нумерацию и необходимые штампы о прописке, отношении к воинской службе, семейном положении. Заодно сверяются номер и серия, повторяющиеся на каждом листе.
Соответствуют.
Первый этап пройден: паспорт не фальшивый. Остальная процедура -- проверка на предмет его подделки.
Возврат к первым страницам и подписям начальника отделения милиции и владельца.
Имеются.
Про милицию ничего не скажешь, а нот сверка личной подписи в паспорте и на сегодняшнем пропуске -- не повредит.
Похожи.
Выжимная печать на фото.
Отчетливая.
Записи, да будет опять-таки известно непосвященным, делаются специальными чернилами, светящимися под фильтром. Пробуем.
"Провалов" от подчисток и дописок нет.
Теперь -- то же самое с клеем, на котором держится фотография.
Светится ровно.
И вот только теперь, в самую последнюю очередь, -- сверка фото с оригиналом.
Вроде похож.
Это молодежь торопится в первую очередь посмотреть именно на фотографию, невольно закладывая себе в подсознание ощущение надежности документа. А заменить снимок -- самое простое дело.
Теперь пропуск.
Он -- так называемого второго круга, обеспечивающий круглосуточный проход, кроме выходных и праздничных дней, через все КПП. В тетереве -- символе пропуска -- в хвосте дорисовано дополнительное перышко, похожее на цифру "7" -- это значит, владелец имеет право проносить без досмотра вещи. Вообще цифра "7" классическая для всяких пропусков: на них помещается именно такое количество разных шифрованных знаков. Все, что сверх этого, память рассеивает. Не зря, видимо, и писатели что подметили, вводя в свои произведения не более семи зацепок и героев: "Семеро смелых", "Седьмая пуля" и т.п.
Пропуск в ледериновой обложке бледно-зеленого цвета. Бледные тона выбираются специально, их труднее подделать.
Соответствует.
Теперь два-три ничего не значащих вопроса: как погода на улице? не открылись ли еще магазины? Обязательно тихим голосом. На громкий, как показывает практика, у собеседника реакция быстрее и естественнее. А вот на тихий -- почему-то замедленная. Ждет подвоха?
Нет, спокоен.
Спокоен и контролер. На этом этапе. Ибо следующий шаг -- проход через магнитометр, вмонтированный в проем двери. Это раньше требовалось водить вдоль всего тела металлоискателем, где главная задача состояла в том, чтобы при проверке женщин в некоторых местах не сбиться с дыхания.
Сейчас компьютер запоминает уровень "железости" того, кто оказался в его луче -- сюда входят ключи, кольца, часы, вставные зубы, металлические пуговицы и тому подобное. При выходе все должно сойтись снова, не дай бог на объекте оставлен, допустим, механизм из часов для взрывного устройства. Компьютер недоуменно замрет: не хватает трех граммов по сравнению с утренним замером.
Но пока все в порядке. Можно пройти на территорию. Однако в каждое здание -- свой шифр, свой код, своя проверка.
Код необходимо набрать на двери. Сошлось. Можно войти.
В турникет просовывается электромагнитная карта-пропуск. На одной ее стороне вместо традиционных магнитных линий или дырочек легли набросом, как бог на душу послал, кусочки проволоки различного диаметра. Сыпанули, зафиксировали -- второй раз точно так повторить невозможно. Претензий нет.
Теперь станьте, пожалуйста, под телевизионный опознаватель. Сверка идет в трех ракурсах -- анфас, в профиль и сверху. Сверху -- это на случай, если вдруг кто прячется за спиной. В памяти этого электронного контролера -- десятки лиц того, чей код только что считала машина: при приеме на службу, когда начал отращивать усы, вот с припухшей правой "~кой -- болел зуб, -- здесь снимки каждого дня.
Найден тот образец, который соответствует стоящему перед экраном. Пожалуйте дальше.
Дальше -- система "Голос".
Вообще-то пора здесь сказать доброе слово в адрес одного Генерала, который сидит в скромном институте в Москве на Каширском шоссе и только и думает, как бы изобрести какой-нибудь новый опознаватель. Хороша вроде телевизионная метода, да есть ведь прекрасные гримеры, а руку не протянешь, коготком грим с экрана не поскребешь. "Голос", как и множество других "игрушек", -- его детище, и работает безукоризненно. Голос человека может меняться по разным причинам -- болезнь, стресс, испуг. По первым двум приговор однозначен: больным и нервным на работе делать нечего, а вот чего клиент боится -- информация к размышлению для службы безопасности.
И не следует думать, что можно подобрать хорошего артиста и он любым голосом назовет пароль. Пароля-то как раз нет. Есть наговоренный на дискету текст с какой-то книги. Машина отыскивает его, но высвечивает абракадабру из каких-нибудь пяти слов, типа "Рама война блистательно вопрос иди". Все это горит две секунды, за которые и нужно повторить их. Любого величайшего актера и импровизатора заставь за две секунды подготовить голос для этой фразы --заслужишь бессмертие.
Но генерал с Каширки, наверное, не слыл бы столь искусным специалистом, если бы не подстраховался дальше. А всего-то и нужно -- повернуться к столику и расписаться на бланке. Подпись каждого входящего сюда тоже давно в компьютере. Но опять же те, кто легкомысленно полагает, что подделать ее достаточно легко, забывают о научно-техническом прогрессе. А он позволяет фиксировать скорость написания, нажим на перо и угол наклона. Специальная, подсунутая вроде для удобства авторучка тут же выдает сопоставимость этих трех факторов.
Сходится? Приятной работы.
Но прежде еще несколько штрихов, уже для самых въедливых. Отпечатки пальчиков. Нет-нет, не одного, на указательном у вас порез. Двух. На каждом находится до ста индивидуальных, не повторяющихся линий. Можно содрать кожу с убитого? Давайте положим ладонь на специальное стекло. Не стоит спешить, лампочка еще не загорелась. Контуры и геометрия пальцев настолько специфичны, что тут рви не рви кожу с убитого, а ладонь не пришьешь. Или пришьешь?
Тогда, пожалуйста, взгляните в этот приборчик. Ничего не видно? А ничего и не нужно видеть, это у вас сверили сетчатку глаза и взяли показания о давлении кровеносных сосудов в глазном дне. Глаза уж точно невозможно переставить за одни сутки.
И вот теперь -- с чистой совестью на свой объект. В цех, где выпаривается, очищается, превращается в знаменитый и знакомый всем брусок чистейшее золото. И спасибо товарищу генералу за его тщательность и объективность.
Но -- стоп.
Еще не все?
Ах да, конечно же, надо раздеться догола. Цивильную одежку повесьте в шкафчик и мимо очередного наряда -- к другим шкафчикам и рабочей одежде. Будете выходить после смены -- все в обратной последовательности. Плюс проход через душ (смыть золотую пыльцу, ежели вдруг такая прилипнет к волосам или забьется под ногти). Воду затем опять на переработку, а вы -- через магнитометр (забота о ближнем, вдруг проглотил чего) -- к своей домашней одежде. Чистым и честным.
-- Здесь золото взять невозможно, -- чтобы убедительно произнести эту фразу, одному из работников Сибирского завода цветных металлов потребовалось около полугода работы In нем. -- Его надо брать в другом месте, Константин Юзефович.
-- Нужно прощупать всю цепочку -- от прииска до госхрана. Где-то существует наиболее уязвимое звено.
-- Что сумели сделать?
-- Пока собрали досье на руководителей старательских артелей.
-- Что-нибудь интересное?
-- Если брать нашу сибирскую зону, восемьдесят пять процентов начальников -- с нерусской фамилией: осетины, кабардинцы, грузины, чеченцы, абхазы. Так что добыча золота, можно утверждать смело, находится под контролем лиц кавказской национальности, как пишут наши газеты, -- осторожно подбирая слова, пояснил гость из Сибири. Начальник -- потомок ссыльных поляков, и затрагивать национальные вопросы следовало с оглядкой.
-- А что русские? -- спросил Константин Юзефович.
-- Мужики крутые. Практически все сидели -- при коммунистах добывать золото и что-то не нарушить было невозможно.
-- А сейчас?
-- Сейчас трудно найти не нарушителя. По крайней мере, даже в Росдрагмете невозможно узнать цифру, сколько добыто золота за день. А раз такой учет...
-- Пойдем от приисков?
-- Думаю, да. Хотя попасть в артель, если ты не хохол, очень сложно.
-- Что так? Почему твоя кряжистая сибирская фамилия -- Корягин -- им не подходит?
-- Сибиряков на работы не берут -- могут сбежать на день-два к жене, на покос, на свадьбу и тому подобное. А хохлы на положении рабов: до дома далеко, сами спокойны. За ножи, как черные, не хватаются. Плюс бесправны, так как работают на территории другого государства, -- продолжал информировать Корягин. Видимо, времени даром на заводе он не терял.
-- А по блату?
-- Блат еще никто не отменял.
-- Надо найти тех, с кем сидели твои крутые мужики.
-- Выясним.
-- И побыстрее. Можешь взять мой "форд" для разъездов. Дело к осени, а с наступлением холодов, насколько я знаю, добычу золота прекращают.
-- Да, как только замерзает вода. Все зависит от промывки.
-- Команду в детектив-колледж заслали? Начальник колледжа ждет. Даже обещал выделить в наше распоряжение тренера.
-- Уже приступили к занятиям. Через месяц лицензии на ношение оружия будут получены. Мне когда возвращаться?
-- Отдохни недельку в столице. Обживи квартиру, она для того и покупалась, чтобы в ней хотя бы изредка жили.
-- Спасибо. А сами в родные края когда думаете заглянуть? Скоро открывается охота. Дача отделана.
Константин Юзефович впервые за встречу улыбнулся. Но, как оказалось, не от воспоминаний об охоте.
- Вчера с внуком разговаривал. Спрашивает: "На охоту ходишь, дедуль?" Какая, говорю, охота на Арбате. "А на рыбалку?" Какая в Москве-реке рыбалка, одни мазутные пятна. "Одичаешь ты в Москве, дедуль", -- вздыхает. Так что скоро приеду, не хочу дичать.
2.
-- Бей! Смелее!
Занесенная для удара дубинка тем не менее замерла в воздухе. Не дождавшись, когда она опустится на спину упавшего курсанта, тренер с сожалением, но еще резче скомандовал:
-- Назад!
Нападавший вышел из нарисованного посреди спортзала круга, виновато опустил голову: не могу.
-- Забудьте про рыцарство кулачных боев, -- тренер на этот раз обратил свой взор на курсантов, замерших за белой чертой круга. -- Ударить человека кулаком -- это хулиганство, встреча с прокурором вам гарантирована. А она вам нужна?
Никто не ответил, и тренер удовлетворенно подвел черту:
-- Правильно, как демократам советская власть. Но зато у вас есть разрешенные законом спецсредства, которые в случае нападения на объект легко превращаются в оружие, -- он прошелся по кругу, резко и грубо трогая навешанные на курсантов дубинки, каски, бронежилеты, наручники, газовые баллончики. -- Ими можно уже на законных основаниях добивать противника хоть до полусмерти -- и прокурор вынужден будет вам только улыбнуться. Потому как вы не нарушили никаких законов.
Тренер вновь указал поднявшемуся с пола курсанту на середину круга. И только тут стало ясно, почему случилась промашка: упавшим оказалась девушка. Ладно сбитая, упрятавшая в складках "камуфляжа" все свои округлости, а под шлемом -- волосы, она тем не менее не стала от этого мужчиной.
Тренеру это было известно не хуже остальных, но он счел Необходимым подчеркнуть свою отрешенность от подобных физиологических условностей:
-- Еще раз говорю: когда вы на охране объекта, груза или физического лица, забудьте о джентльменстве. Вы должны быть готовы ударить подростка, женщину, старика. Да-да, не делайте круглые глаза. Каждый из них может оказаться тем, кто вас самих отправит к черту на кулички. Вы -- мобильная, профессиональная частная охрана, а не стрелки ВОХР. -- Тренер якобы между делом поправлял на девушке амуницию, касаясь ее упругого тела. Но так как смотрел он в это время на остальных курсантов, то все получалось незаметно и ненавязчиво. -- Запомните первое правило ЧО -- частной охраны: вы не обслуга в фирме, а часть администрации. Подчиняясь лично директору и только ему, вы для всех остальных сами становитесь властью. А власть трогать нельзя. Кто тронет -- тот должен потом глубоко раскаяться. Работаем!
Не глядя, он ткнул пальцем в сторону первого попавшегося курсанта, и тот, рисуя дубинкой восьмерки, медленно, по-рысьи вошел в круг. Девушка профессионально приняла стойку, закрыв личико большими боксерскими перчатками...
3
То, что фирма криминальна, было ясно и без доразведки. -- И не просто криминальна: директор -- сам бывший уголовник. В охране два телохранителя, тоже зеки, -- торопился выложить последнюю информацию Дима Зеркальцев.
Дима был откровенно горд и ждал хоть какой-нибудь похвалы: молодость в каретах не ездит, она скачет верхом, да и живет тем, что звенит в карманах сегодня, а не набежит на Проценты завтра. Тем более, что напротив сидела девушка, на которую он настойчиво пялил глаза. Каждый опер должен иметь хобби, чтобы не поехала от работы крыша: ходить по грибы, чинить телевизоры, стирать носки. У Димы, судя по блеску в глазах, преобладал интерес к женскому полу.
Ни грома литавр, ни здравиц в адрес Зеркальцева не последовало. Впрочем, это его не особо и обидело: господи, да завтра приволоку новые сведения, все равно ведь ахнете, никуда не денетесь.
Пока же опергруппа никуда не могла деться из скрипящего нa поворотах, ахающего пылью на ухабах "рафика", выделенного начальником оперативного управления Моржаретовым. Сзади в поднятой пыли мыкал свою долю собрат-двойник "рафика", в узком и низком салоне которого исходила в духоте физзащита. Борис Соломатин мог рассказать, как и чем дышали в это время "физики". Но с сегодняшнего дня он -- оперативник, а на его месте сидит Иван Черевач -- Друг с учебы и суворовском и Рязанском десантном училищах, ставшим мужем его любимой девушки. Это в математике от перемены мест слагаемых сумма не меняется. У людей на кон ставим i судьба. Сегодняшний выезд -- первый в их новых ролях.
-- Приближаемся к посту ГАИ, -- обернувшись в салон предупредил водитель.
Местную милицию, а тем более ГАИ, решили предупредить об операции не ранее чем за полчаса до начала. Опыт ни учил: не успевают колеса машины пересечь границу района, .i те, ради кого осуществлен выезд, уже сматывают удочки Утечка информации шла больше всего именно на милицейском уровне. Это была данность, с которой не спорили в h;i лотовой полиции даже те, кто пришел из МВД и мог вроде по стоять за честь мундира.
-- Обходим, -- подтвердил предварительно оговоренный вариант Соломатин.
"Рафик" с крутой насыпи нырнул в жухло-золотистую тину леса. Вторая машина, словно участвуя в соревнованиях по синхронному плаванию, в точности повторила маневр.
Лесная дорога оказалась ровнее, и "рафик" уже не скрипел, а вальяжно покачивался своей синей тушкой под опущенными плечами выстроившегося вдоль дороги орешника Дима Зеркальцев, разведавший эту объездную дорогу, указы вал путь, остальные уткнулись в окна, не без грусти удивляясь подступившей к самым окнам осени.
Борис сидел рядом с Шурочкой Краевой, маленьким на хохлившимся русоволосым воробышком из юридического управления, перед которой и крутился гоголем Дима. Скорее всего, из-за своей физической малости сидела Шура настороженная, в постоянной готовности огрызнуться на обиду или насмешку. Когда же уставала от ожидания, сама напоминала о своей значимости.
-- Необходимо сохранить взятую под арест продукцию, в который раз подчеркивала она юридическое обеспечение операции. -- Склад опечатать нашей печатью.
-- Ерунда все это, -- перекрыл ее своим басом с заднего сиденья Сергей из московского отдела налоговых проверок. Шурочка мгновенно стала прямой, как гвоздь, Зеркальце и, забыв про дорогу, тоже напрягся. Но Серега, служивший и другом управлении, тонкостей в обращении не признавал н закончил все так же грубовато: -- Товар нужно вывозить. Склад они ночью подпалят, и вся арестованная продукция вместе с нашей печатью превратится в пепел. Кто не верит, могу поспорить.
Краева вспыхнула, ерзнув на сиденье. Но сдержалась, промычала.
-- Передвижение войск с целью создать выгодную группировку сил, шесть букв, вторая "а". -- Серега вернулся к своему кроссворду. -- Кто пораскинет мозгами? -- Но сам же и нашел ответ: -- "Маневр".
По большому счету, сегодняшний выезд тоже маневр. Двое телохранителей, бывших зеков, -- это хотя и не десятки вооруженных охранников, разгуливающих по некоторым фирмам, но и не дед со свистком около ларька. Придется "физикам", как всегда, побродить по офису под видом посетителей, примечая точки расположения охраны, и уж потом вперед.
-- Назад! -- замахал руками начальник районного отделения полиции, встретив столичную подмогу на крыльце военкомата.
Если какие-то организации плакались, что им не на что Купить стулья для замены старых, то налоговая полиция, особенно в глубинке, от этой проблемы была избавлена: у нее не имелось даже своих помещений. Ютились, как примаки, где Придется -- а когда на Руси почитали тех, кто не имеет собственного угла?
Борис на всякий случай махнул физзащите: посидите, не высовывайтесь. Повернулся к майору: в чем проблема?
-- К ним сегодня прибыло пополнение. И кажется, с "железом".
Соломатин обернулся к Зеркальцеву, который должен был добыть все сведения о фирме -- от номера счета в банке до адресов любовниц директора. Не говоря уже об оружии.
Дима, почуяв угрозу своей репутации, замер в нерешительности, соображая: спрятаться в окоп или лучше сразу броситься на амбразуру?
Борис оставил его, вновь обратившись к майору:
-- Откуда сведения и насколько реальны?
-- Пощупали дружков. Те и намекнули.
-- Вот это новость! -- огорчился Борис. Идти после такого сообщения на операцию? Еще неизвестно, чем такая ходка закончится. Первая, кстати, под его началом. Нет, это не майор выскочил на крыльцо, это ангел прилетел и закрыл группу споим крылом. -- Ну, а теперь, Дима, подь сюды и молви слово.
-- Да я их три дня водил, -- не поверил тот в свой промах. -- Никакого подкрепления и близко не было.
Следовало сказать Зеркальцеву что-то резкое хотя бы для [того, чтобы самим хорошенько обозлиться: так готовят к охоте гончих. Но, увидев гордо вздернутый носик Шурочки, -- ну и что вы, мужики, после этого скажете! -- промолчал. Дима, без сомнения, виноват, но подчеркивать его промах при Шурочке -- сам потом станешь вместо него бегать в загоне: резьба срывается от излишнего закрута.
Майор терпеливо ждал решения. Хотя Соломатин и хорохорился, будто шла обычная для налоговой полиции проверка, особенности имелись. Сегодня не просто брали фирму -- наступали на мозоль.
-- Денег там нет, оборот всего тридцать миллионов, -- подчеркнул при постановке задачи Моржаретов. -- Но суть не в этом. Весь район знает, -- он оглянулся на полицейского, приехавшего из Подмосковья за помощью, и тот утвердительно кивнул, -- весь район знает, что фирма криминальна. И опять же весь район видит, что ни милиция, ни прокуратура тронуть ее не смеют. Давайте покажем, что хоть кто-то в нашей стране способен еще становиться на пути бандитов.
Это словечко перекочевало в налоговую полицию от милиционеров, помимо убийц и насильников, вобрав в себя хулиганье, ворье и всю остальную шушеру. Словом, все, кто против общества и страны, -- бандиты. И нечего подбирать более гуманные эпитеты. Несмотря на повальные оправдательные приговоры судов. Там тоже люди сидят и без охраны. Как в одиночном окопе с пистолетом против танка.
Приехавший в Департамент полицейский был настроен решительно -- давайте возьмем. Отчаянный парень.
Моржаретов поставил, видимо, первый диагноз, потому что вызванному Соломатину приказал:
-- Прикрываем.
"Прикрытие" по-моржаретовски считалось пока самым надежным и, пожалуй, единственным способом, который позволял "отмазать" местного полицейского, после проверки остающегося один на один с мафией. Так создается цепочка оперативников: один из района, второй -- из области, третий -- из Москвы, четвертый -- из центрального аппарата. В этом случае даже если у бандитов появится желание поговорить с полицейским, "нижнему" оперу можно было кивать на верхнее звено: ничего не знаю, прислала область, а тех -- Москва. И даже Моржаретову разрешалось, если у потревоженных имелись выходы на большие власти, в случае уж очень настойчивых и "высоких" звонков закатить глаза кверху: надо мной еще есть Директор, коллегия, они и решают, кого проверять. Так что поди угадай в этом случае, когда действительно сама Москва решила проверить фирму, а когда идет "прикрытие".
Вроде нет особого достоинства в этих экивоках, но пока только так можно было обезопасить ребят, остающихся на месте со своими семьями после проведения операций.
Про подкрепление, да еще с оружием, можно было, впрочем, догадаться и самому. Сейчас какого коммерсанта ни ковырни -- если не ракетную установку, то пару-тройку гранат под подушкой найдешь. Переход к капитализму есть всеобщий бардак плюс вооружение всей страны. Не замечают этого только те, кто не желает замечать. Сегодня население делится на четыре части: одна не может уклониться от охраны, вторая охраняет первую, третья ловит тех и других, а четвертой уже на все наплевать, потому как она никуда не успела или в силу возраста уже ничего не может.
-- Предложения? -- решил выслушать майора Соломатин: тот наверняка успел попереставлять горшки по полочкам.
-- Перенести мероприятие на сутки. Вызвать "наружку" и через нее попробовать прояснить ситуацию.
Соломатин, подумав, согласился. Запрятав машины в военкоматовский гараж, вышел на связь с Департаментом: требуется "НН" -- "Николай Николаевич", "наружка", негласное наружное наблюдение.
4.
-- Матом ругаться умеете?
-- Если Родина прикажет, слова учить не придется.
Майор, старший наряда, обернулся к пареньку, дерзнувшему так ответить. Щупленький, вихрастый, одетый в джин-совку, -- раньше такие молчали, заглядывая в рот старшим.
"Тебе еще по дискотекам бегать, а не за объектом", -- подумал майор и назидательно произнес, обращаясь ко всем:
-- А вот это как раз забыть. Я понимаю, что это может быть и трудно, -- он опять посмотрел на говорливого подчиненного, -- но... на сегодняшнее мероприятие манеры и прононс -- французские, одежда -- от Кардена, за лук, чеснок и селедку не браться...
-- Опять в ресторан, что ли? Обрыдло, -- подал голос еще один, перебиравший в шкафу радиостанции.
По крайней мере стало ясно, что здесь никому палец в рот не клади. Что ж, тот, кто пробует нестандартно знакомиться с подчиненными, должен быть готовым к такому обороту.
-- Да в ресторан-то ладно, после перестройки не очень мы туда захаживаем, можно вспомнить молодость, -- не дав ответить начальнику, внесла свою лепту в разговор сидевшая за компьютером девушка. -- Как бы не пришлось вместо этого на угол и под дождь.
Старший еще раз оглядел своих новых подчиненных: компашка, однако. А ведь с ней теперь и предстояло ему, майору Михаилу Лагуте, начинать службу. И не где-нибудь на задворках налоговой империи, а в самом засекреченном ее отряде -- наружном наблюдении.
Создавая налоговую полицию, руководство, конечно же, не могло не положить глаз на бывших сотрудников Седьмого управления КГБ -- старой доброй "наружки", как в обиходе величали работников негласного наружного наблюдения. И когда еще советские диссиденты язвили по поводу того, что, мол, СССР был впереди планеты всей лишь в области балета и космоса, они допускали промашку: наша "наружка" среди подобных структур считалась одной из лучших в мире. Если не самой лучшей. А коли в этом утверждении и была натяжка, то относили ее к милицейским "негласникам", которые работали с уголовниками и не особо церемонились со своими клиентами. Впрочем, как и те с ними.
А вот "семерочники", "наружка" из КГБ... Это балет! Эти порхали в пуантах под классическую музыку: их клиентура сплошь состояла из дипломатов и прочей подобной публики, требовавшей максимум интеллигентности.
Неделями, месяцами, а порой и годами Седьмое управление "водило" своих подопечных, выявляя их связи и адреса, перехватывая послания и телефонные переговоры. "Наружка" в один и тот же вечер могла танцевать на балу, а потом лежать на помойке. Она бродила по музеям, а затем ползала в канавах. Утром загорала на лазурных берегах одних стран, а вечером купалась в ледяных прорубях других, не менее экзотических. Часами сиживала за одной бутылкой пива в обрыганной забегаловке и не менее артистично растягивала в престижнейшем ресторане предусмотренную на кутеж сумму -- аж восемь доперестроечных рублей. Негласник на транспорте -- пассажир, в ресторане -- посетитель, на улице -- пешеход, в магазине -- покупатель. И несчастен тот объект, который попробует обнаружить слежку. Хорошего "наружника" отыскать практически невозможно, и тогда станет мерещиться наблюдение отовсюду. Такой шарахающийся объект совершенно не страшен, единственно, придется в несколько раз больше побегать. Но ведь чего не сделаешь ради связей и адресов, которые необходимо отследить у объекта. Нам хлеба не надо -- работу давай...
А сам объект становился ближе родственника, его повадки и пристрастия со временем бывали не то что прекрасно изученными, но порой перенимались и самими "семерочниками", действия прогнозировались на много ходов вперед. А уж высшим шиком считалось толкнуть его где-нибудь в толпе в спину: это тебе за помойки, а еще раз, уже растворяясь среди пешеходов, -- за все будущее.
Единственное профессиональное табу -- не смотреть в глаза объекту. Вроде бы сентиментальность, но на ней сгорали почему-то чаще всего. В особенности когда объект выходил за грань риска. Такой слежку за собой чувствует кожей и ловит именно взгляды. Поймал -- все, однозначная расшифровка. Пойманный взгляд -- это паспорт негласника. Отчего так, особо не копались. Может, и в самом деле душа человека -- в его глазах, взгляде...
Исключения, конечно, допускались, но это уж если объект сам выходил на контакт и приглашал агентессу -- а в каждом сменном наряде на экстренный случай имелась женщина, уважительно величаемая мужчинами "агентессой". Вот ей разрешалось делать томные глазки во время приглашений на танцы, дарения цветов и при прочих знаках внимания. Опытом всех разведок мира было проверено, что смерть шпиона находится не в конце иглы, которая в яйце, которое в утке, которая в рыбе, которая в море, а, как правило, воплощена в женском обличье. Это самый точный, косящий под корень и практически без промаха вид оружия. Все знают об этом, но с непостижимым упорством вновь и вновь бабочками летят на огонь...
"Наружка", "семерочники", "топтуны", филеры, "негласники", пехотинцы, "Николаи Николаевичи" -- это люди редкого мужества и профессионализма, это черновая прелесть любой разведки. И если говорят, что хуже всего на свете -- ждать и догонять, то они всю свою жизнь как раз только этим и занимаются. И их профессии гимн еще не спет.
Надо к тому же сказать, что за все время в рядах "семерочников" не оказалось ни одного предателя. Вроде бы самое святое и перепроверяемое Первое управление и иже с ним -- но и оттуда продавались и уходили. А вот "наружка", несмотря на крестьянско-пролетарский состав, осталась в истории самой чистой, благородной и неподкупной.
Оказались -- не могли не оказаться -- "наружники" и в налоговой полиции. Да если бы еще кто знал, насколько в точку. Указ Президента о создании Департамента налоговой полиции России был подписан 18 марта 1992 года, что самым невероятным образом, день в день, ровно через 98 лет, совпало с днем рождения первой российской фидерной группы.
Конечно, не обошлось без доворотов: выходцы из интеллигентного КГБ приучались к бандитским повадкам уркаганов, вмиг ставших предпринимателями и уважаемыми людьми, а бывшие милиционеры плевались, но постигали изысканную манерность, которой в свою очередь спешно учились "новые русские":
Имелась еще одна особенность в "наружке" налоговой полиции: в ней практически не оказалось старичков. И не потому, что пренебрегли старыми кадрами и накопленным опытом, хотя и в этом имелся резон: через десять-пятнадцать лет сотрудник вырабатывается полностью, он перестает гибко мыслить, ощущать остроту ситуации.
Но на этот раз все оказалось серьезнее и проще. Некоторые сотоварищи по прежней службе в силу обстоятельств вынуждены были пойти в услужение криминальному бизнесу и потому даже не специально, а нечаянно могли дать расшифровку посланного по следу их фирмы "негласника". А уж после этого тот мог шлепать не по адресам, а в похоронное бюро заказывать себе венок: хапнутое у государства в бардаке перестройки считалось уже своим, а свое новые законы разрешали защищать всеми доступными способами.
С улицы народ в "наружку" старались не брать, присматривали в родственных структурах. Хотя некоторые начальники, наоборот, напрочь отринули бывших комитетчиков и милиционеров: легче научить новых, чем переделать старых.
Глаз положили на Вооруженные Силы, хотя и с ними на первых порах хлебали такого киселя, что глаза на лоб лезли. Армейцы -- ребята заботливые и исполнительные и в одном из управлений, маскируясь под клуб гражданской обороны, взялись сами решить вопрос с пропитанием. Один из бывших саперов проник на соседний завод, дошел до директора: разрешите ходить в заводскую столовую.
-- Без проблем, -- ответил тот. -- Составьте список, оставьте вахтеру -- и приятного аппетита.
И полный список всей "наружки", за который криминальные структуры отдали бы баснословные барыши, список, который в таком виде не держал в руках даже начфин, -- лег под стекло в проходной на глаза тысяч рабочих.
Хорошо, что начальник оказался лыс и не поседел, когда обрадованный за себя и товарищей сапер доложил об инициативе.
Перед майором Лагутой также расположились в меру наглые, гордые, готовые к бою, но -- юнцы. По большому счету, им требовалась еще обкатка, но ни времени, ни возможности подменить их кем-то другим не было.
Тут могли помочь те немногие плюсы, которые имелись и в налоговой полиции. Клиентура здесь шла более управляемая и предсказуемая: до обеда, как правило, она зашивалась на работе в офисе и банках, а к вечеру для нее распахивались их любимые сауны, казино, рестораны и квартиры любовниц. Все это не так часто менялось, вычислить адреса не составляло труда, поэтому, потеряв клиента, можно было просчитать, где подхватить его no-новой. "Дешево и без напряга", -- как наверняка бы сказал парень в джинсовке.
-- Костя Моряшин, -- представился он Лагуте, остановившемуся перед ним. Никто не тянул его за язык, но парень продолжил: -- По жизни шел как Кот Матроскин, с тех пор и тельняшку ношу, -- он отвернул Ворот рубашки.
Лагута хмыкнул: уж тельняшка-то настолько запоминающийся, а значит, демаскирующий признак, что ее лучше сразу отдать соседу.
Тот понял эту ухмылку без труда, проигрышно передернулся, признавая ошибку. Но все же последнее слово захотел оставить за собой:
-- Я помню, что беременная женщина не является ориентиром: завтра родит -- и примета исчезнет.
Сосед Моряшина, не желая повторять промашку, представился почти без комментариев:
-- Самый красный офицер капитан Аркадий Белый.
Капитан -- уже лучше, это, по крайней мере, возраст. А белый ты или красный -- хоть в полосочку, лишь бы знал дело. Кажется, это тоже присутствует: взгляд нейтральный, ни на что вроде не реагирующий, замыленный -- к подобному как раз приучает профессия. И никакого намека на ухарство, словно реплику вслед за Моряшиным в начале беседы бросил совершенно другой человек. Моментальная учеба. Похвально.
-- Поэт, -- снова влез Моряшин, взяв на себя роль гида по характеристикам напарников. -- Вчера посвятил мне стих, который начал сочинять еще весной. Послушайте шедевр и гимн Департаменту:
Март. Полицейский, торжествуя,
Бежит в коммерческий ларек.
Но продавец, его почуя,
На двери вешает замок.
Белый никак не отреагировал -- мол, что возьмешь с неразумного, -- и майор перевел взгляд на девушку.
-- Лейтенант Екатерина Васильевна Ракитина, Катя, -- оторвавшись от компьютера, на котором она все это время втихаря разбрасывала пасьянс, выдала свои "реквизиты" девушка.
Короткая смоляная прическа, чуть раскосые татарские глаза. Губки-ниточки. Носик маленький. Словом, девушка как девушка, не такая, чтоб бежать за ней по улице, но и не расстроишься, когда окажешься рядом. Тоже отличное качество -- быть как все, ничем не выделяясь в толпе. Даже загар прошедшего лета, золотисто и завлекательно высветливший волосики на оголенных руках, к месту.
Лагута невольно обернулся к Моряшину, ожидая от него характеристику Девушке. Катя, похоже, тоже была не прочь услышать что-то о себе, и Костя с удовольствием исполнил заказ:
-- Моя тайная симпатия. Такую встретишь и...
-- И... -- в ожидании поторопила сама Катя.
-- Бежишь под холодный душ, чтобы остыть.
Ракитина не засмущалась, принимая подобное признание |как необходимый комплимент.
Сам Лагута десять лет оттопал не просто в "семерке", а в элитной группе "Д", работавшей по дипломатам. Затем три года "вышки" -- Высшей школы госбезопасности, и вот после диплома юриста -- сразу в бой, В сейфе лежали послужные карточки его новых подчиненных, но он решил и здесь пойти от обратного: сначала встреча, а уж затем -- бумаги. Тогда можно и проверить, насколько совпадут личные впечатления и записи.
Аккурат в паузу, будто ждали за дверью своей очереди, вошли еще два парня. С ходу поняв ситуацию, не стали ни оправдываться за опоздание, ни демонстративно-озадаченно смотреть на часы. Представились:
-- Евгений Некрылов.
Моряшин, приободренный молчаливым согласием начальства выслушивать его мнение, теперь уже почти официально пояснил:
-- Мужчина-красавец, жаль, Некрыловым оказался. А так ничего. Ну, и последний боец нашего доблестного сообщества, основоположник теории проигрывания в нарды, советник по непонятным вопросам, борец за экологию...
-- Юрий Аржанников, -- прервал тот перечисление Моряшина.
Его лицо показалось майору знакомым, и когда Костя сказал про экологию, Лагута по этой детали и лысине вспомнил: точно, Юра Вентилятор, любитель чистоты и порядка. Он водил в КГБ русские объекты, а встречались, кажется, в поликлинике. Говорили, что Юра впивался в объект, как чирей в задницу, и готов был мотаться за ним, забывая про смену; Одним словом, трудоголик. Приятная неожиданность.
Тот тоже узнал Лагуту, сдержанно улыбнулся и на правах старого знакомого объяснил причину опоздания:
- Машины новые пришли. Принимали.
Ответ устроил майора, и он перешел к конкретной работе?
-- Через два часа приступаем к мероприятию. Ориентировка по объекту: бывший уголовник, ныне хозяин посреднической фирмы в Подмосковье. Имеет широкие связи с местной|; администрацией, милицией, ГАИ, преступным миром. Ездит|г на "джипе", квартира приватизирована. Цель мероприятия: выявление охраны, связей, наличия оружия. Места притяжения -- офис, квартира, сауна около больницы, местный ресторанчик. Сегодня к объекту прибыли новые охранники, поэтому не исключено посещение именно ресторана. Фото нет, но; до нашего приезда оперативники постараются подснять его на видео. В наряд нарисована наша смена. Как обзовем объект? Фамилия -- Ушаков.
Клички придумывали обычно на первую букву фамилии. Быстро перебрали варианты -- "Угрюмый", "Ушар", "Ухажер", "Упрямый", приплели даже "Ублюдка" и "Убийцу", но остановились на "Ушлом".
-- Судя по его прошлому, кажется, к месту, -- подвел черту Лагута. -- И последнее: у кого какие документы прикрытия?
-- Угро, -- подняли руки Белый, Некрылов и Юра Вентилятор.
-- Журналист, -- высокомерно и пренебрежительно оглядел всех Моряшин, мгновенно входя в роль.
-- Санэпидемстанция, -- с сожалением оторвалась от экрана Катя, так и не сумевшая победить компьютер.
-- Оперативник, давший задание, сейчас зачищает для нас место. По ходу дела познакомимся ближе и с ним, и друг с другом. Бона вэниа вэстра, -- закончил он почти ругательно.
Моряшин выразил недоумение первым, и ему с важностью студента, только что сдавшего экзамен по латыни, Лагута пояснил:
-- "С вашего позволения". Ну а теперь, кому надо, переодеться -- и по коням.
5.
"Кони" стояли под навесом во дворе: две "вольво", серенький скромный "москвич" и отдельно, стайкой, "лады". Пока Юра и Некрылов примерялись, на каких выезжать, Лагута еще раз осмотрел смену. Группа обещала быть ходовой: неприметная, в меру собранная, знающая себе цену. Теперь все это бы -- да на практике...
Юра, как борец за экологию, выбрал не только самую чистую "ладушку", он еще и принялся ее протирать. Это напомнило майору, как однажды он погорел именно из-за недостаточной чистоты машины. Как ни растворялся он со своей "волгой", объект по каким-то признакам вычислял его сразу среди скопища машин, стоявших в округе. Лишь через несколько месяцев Лагута понял, в чем дело, когда кто-то толковый из руководства посадил задержанных за листы бумаги и заставил написать, как они узнавали, что за ними ведется наблюдение.
Все оказалось более чем банально. На мойке, где наводился глянец на машины Седьмого управления, щетки не захватывали всю "волгу", оставляя на бампере непромытые полукружья. К тому же на заднем сиденье мозолили глаза словно специально закупленные стандартные аптечки. Плюс более глубокая посадка машины и одинаковые казенные чехлы на сиденьях. А уж торчащая антенна довершала картину: расступись, народ, "наружка" выехала на задание.
Так на мелочах и учились и выходили в мировые лидеры. Сейчас на машине антенн не наблюдалось, а в ответ на вопросительный взгляд майора Юра оглядел салон -- спрятана; здесь. И еще штрих, незнакомый доселе, отметил Лагута: один край переднего номера держался на проволоке. Обычно сменные номера грешили тем, что у них, словно у растрепанных? тетрадей, загибались края, а как менять при проволоке?
Юра, по всей видимости, занимался не только экологией!! но и психоанализом. Ответил сразу, как будто его спросили вслух:
-- Сменных номеров нет. Еще многого чего нет. Зато "девочка" -- чудо, -- он любовно погладил машину.
Но, наверное, он поторопился обозвать чудом железо начетырех колесах. Потому что в ту же минуту из здания вышла Катя -- в шляпке, черном брючном костюме, подчеркивающем ее довольно-таки стройную фигуру. А как она шла, как! несла себя! Так долго не походишь, это должно быть мучением: походка от бедра, как при демонстрации моды, рука с тонкой сигаретой чуть отставлена в сторону, тонкие губки призывно приоткрылись.
Вот и не побежишь за такой! Потопаешь как миленький.Женщина -- это всегда мина замедленного действия, не угадаешь, когда она рванет. И нет бы убивала сразу, а то ведь обязательно сначала контузия, когда язык прирастает к нёбу, мысли -- всмятку, а в ногах -- дрожь.
Удар выдержал один Юра. Более того, он даже поморщился, когда девушка, выстукивая каблуками идеально синхронный ритм, направилась в его сторону.
-- Юрочка, я не стану курить в машине. Не ершись, пожалуйста.
Вентилятор, само собой, не поверил, но дверцу распахнул. Однако Катя не торопилась упрятывать себя в машину. Взглянула в зеркальце, взбила пальчиком выбившуюся из-под) шляпки челку, но все равно скорбно всплеснула руками: ;
-- Господи, ну как же я такая поеду!
Юра через плечо посмотрел на нее, чувствуя какой-то подbox. Однако раскусить его не смог и попытался, может быть; первый раз в жизни, поверить женщине. Кивком головы поинтересовался: что случилось?
-- Ну куда я поеду такая красивая? -- посмотрев на Юру, как на малое несуразное дитя, продолжила жалобным голоском Катя. -- Сейчас же все мужики начнут пялиться и совершать аварии. Вот несчастье-то на их голову, -- вздохнула она и, не обращая внимания на чертыхнувшегося водителя, полезла, наконец, в машину.
Вслед за ней юркнул и подсуетившийся Моряшин. Некрылов, тоже, скорее всего, желавший, чтобы девушка села в его машину, разочарованно хлопнул открытой для этой цели дверцей. Извиняясь за хозяина, подошедший Аркадий Белый погладил машину, вновь открыл и занял причитавшееся для Кати место. Пропел:
За налогами девушка
Провожала бойца...
Лагута занял место впереди, у прикрытой тряпьем и газетами рации.
-- Трогаем. -- Одновременно он проверил связь и отдал команду.
Подрезались, влились в бесконечный московский поток две "ладушки" и тут же стали вытаскиваться, вырываться из этого тесного ручья на загородный простор. Вообще-то машина "наружки" узнается по походке, и Юра не подкачал: вел машину мастерски, однако не так, чтобы все посты ГАИ на трассе выстроились на его перехват. Но выскочить впереди всех на светофоре, захватить кусочек встречной полосы ради обгона -- в подобном Юра отказать себе не мог. На какое-то время исчезала из поля зрения, но неизменно появлялась вновь в дрожащем зеркальце заднего вида и сиреневая "девочка" Некрылова. Так что в Одинцово прибыли даже пораньше, чем рассчитывали.
Оперативник оказался около их машин сразу же, как только они остановились в условленном месте у железнодорожного вокзала. Сообщил последние новости: объект вошел с телохранителями в свою квартиру, удалось заснять кусочек на видео. Сев на место Вентилятора, который опять принялся : обтирать машину, протянул портативную камеру. Лагута заглянул в визир, включил на просмотр пленку.
Небольшого росточка, плотный, с глубокими залысинами мужчина в сопровождении теперь уже трех телохранителей входил в подъезд семнадцатиэтажки. Затем наезд камеры на табличку с названием улицы, номером дома, высвечивание времени -- все аккуратненько, максимум из возможного.
-- Сейчас дома? -- поинтересовался Лагута, но, словно бы что-то вспомнив, протянул руку для знакомства: -- Михаил.
-- Борис Соломатин, -- представился оперативник. -- У меня там сидит парень.
-- Сидят обычно сторожа, -- начал было многозначительно Лагута, но вовремя спохватился: каждый копает свою картошку. -- Пойдем прогуляемся.
Вдвоем прошлись вблизи семнадцатиэтажки с уже знакомым номером. Одного взгляда "наружнику" хватило, чтобы отыскать оставленного Соломатиным парня: тот сидел у дома напротив, держа под наблюдением подъезд. Сторож -- он и есть сторож.
-- Убери своего орла, -- приказал майор.
Вообще-то старшим при подобных мероприятиях остается оперативник, но, почувствовав в Лагуте профессионала, Соломатин безропотно подчинился. Затем майор уже сам прогулял своих подчиненных по окрестностям, вернувшись без Кати, Моряшина и Белого.
-- Ты со мной, -- не то поинтересовался, не то вновь приказал Лагута.
-- Мои потребуются? -- уйдя встречным вопросом теперь уже от явной подчиненности, спросил Борис.
-- До утра в любом случае нет.
-- Дима, -- подозвал Борис ожидавшего в сторонке Зеркальцева. -- Передай начальнику райотдела, что мы остаемся, с гостиницей -- по плану. Всем спать.
Однако Дима так счастливо улыбнулся за себя и, возможно, за Шурочку Краеву, что было ясно: ни он, ни она такой глупостью, как сон, заниматься не станут.
