Дед неподвижно сидел прямо на земле, приткнувшись спиной к плетню. За его спиной тянулись кошары, в которых уже неделю не было ни одной овцы. Ворота настежь, лёгкий ветер гонял пыль, сухую траву и невесть как сохранившиеся клочья овечьей шерсти. Судя по внешнему виду, старику тяжело далась прошедшая ночь. Дед с наслаждением вытянул намученные ноги и подставил лицо набиравшему силу весеннему солнцу. Непокрытая голова, рваные штаны, такой же потрёпанный явно с чужого плеча пиджак на голое худое тело. Седые волосы припорошены дорожной пылью. На лице свежие кровоподтёки, вокруг шеи - синяк.
Поток беженцев иссяк и мимо тянулась только военная тыловая колонна. Причём не к фронту, а в тыл. В замыкании груженые всяческим барахлом ЗИСы с прицепленными полевыми кухнями и бочками. Впереди у разбитого моста через небольшую речушку вышла заминка. Колонна остановилась. Ищут брод, подумал дед. Из кабины последнего грузовика выскочила невысокая дивчина в гимнастёрке, юбке и аккуратных сапожках, тонкую талию подчёркивал армейский ремень. Потянулась, увидела деда, подошла, огромными чёрными глазищами осмотрела сверху вниз:
- Живой?
- Живой, красавица, - отозвался тот неожиданно сочным баритоном.
- Чего расселся?
- Устал... да и идти особо некуда.
- Кто это тебя так, - женщина достала платок, облизала и протянула руку, чтобы стереть сгусток запекшейся крови. Она почувствовала запах овчины и удивилась глубине его голубых, совсем не стариковских глаз. Потом, словно спохватившись, - Есть хочешь?
- Благодарю, сударыня, - не без усилия дед поднялся и в знак благодарности поклонился головой. Он оказался на голову выше девушки. - Правду сказать, не помню, когда ел до сыти.
- Сейчас, - девушка рванула к машине и ловко запрыгнула в кузов и стала рыться в каких-то ящиках. Впереди стоящая машина тронула с места, а водитель её ЗИСа несколько раз нетерпеливо посигналил.
- На, держи, - девушка протянула деду буханку хлеба и банку тушёнки.
Произошло то, чего повариха-официантка столовой авиаполка озорная Шурка ждала меньше всего. Вместо того, чтобы жадно схватить драгоценный дар дед взял её руки себе в ладони, пристально посмотрел в глаза и попросил:
- Возьмите меня с собой. Буду делать всё, что скажете. Я многое умею... Прошу вас..., - столько мольбы было в его словах и во взгляде, что девичье сердце не выдержало.
- Полезай в кузов... Только никому не говори, что я разрешила.
***
О такой удаче, дед, а по документам Бессонов Павел Григорьевич, 1897 года, уроженец Смоленской губернии даже не мечтал. Про документ очень сильное преувеличение. Выпросил справку в сельсовете, когда первый раз его обокрали в станице Петровская. На самом деле украли мешок с харчами и кое-какими пожитками, но в сельсовете поверили, что там были и документы. А то ведь куда ни сунься - "Покажите документы!" и волокут в комендатуру. Насиделся и натерпелся, не рассказать словами... Научился прикидываться дурачком. Честно говоря, по внешнему виду на большее и не тянул.
Первые три дня, пока ждали прилёта полка и вгрызались в землю, дед не выпускал из рук лопату. Копал так, что молодые не выдерживали и просили о перекуре. Не то, что загорел, почернел на солнце. Мужики оценили его рукастость и готовность к любой работе, а бабы отметили его обходительность. Ни грубого слова, ни, боже сохрани, мата. Особо молодые обратили внимание на худое, но красивое мускулистое тело. Похихикивали над Шуркой, мол, губа не дура.
Так и остался при кухне - "дед, принеси, наколи, подай". Всё беспрекословно, вежливо, достойно. Слова от него вообще дождаться сложно. Немного отъелся. Зажили язвы на ногах и теле. Нашли ему латаную почти белую ХэБэшку и вполне приличные кирзачи, чтобы не отсвечивал своим пиджаком на аэродроме. Ремень и пилотку сам где-то добыл. Издали солдат как солдат, только без оружия. Удивительно, но занимая такое бесправное положение, дед не позволял собой помыкать, умел, словом, иногда только взглядом, поставить на место какого-нибудь любителя покомандовать. Единственным неоспоримым авторитетом для него была Александра Васильевна - так и только так он обращался к Шурке. Она же гордилась "найдёнышем", опекала, как могла и зорко следила, чтобы и остальные относились к нему с уважением. На кухне официантки и поварихи давно рассмотрели, что "никакой он не дед" и у Шурки светятся глаза, когда с ним заговаривает. Тут ошибки быть не может.
Когда у деда была свободная минутка, тянулся к технарям. Сначала тоже "подай", "подержи". Обратили внимание на жадность, с которой он интересовался даже не деталями, а малейшими нюансами устройства двигателя, вооружения, планера. Ещё заметили, как он в свободную минуту подходил к самолёту, гладил рукой плоскость, фюзеляж, открывал-закрывал лючки, смотрел в небо. Часовые привыкли и, когда рядом не было начальства, не прогоняли. Иногда он сам уходил с глаз долой, делал гимнастические упражнения, вертелся волчком вокруг пальца, воткнутого в землю. Технари вертели пальцем у виска, а лётчики понимали, но недоумевали - тренирует вестибулярный аппарат, зачем?
Не всегда Бессонов был молчалив. Когда речь заходила о самолёте его прорывало. Некоторые его вопросы ставили в тупик даже старшину Хренова, сбежавшего из-под брони слесаря 6-го разряда из сборочного цеха Саратовского авиазавода, где клепали их Яки. Технарь от бога. Человека лютого до работы, крайне нетерпимого к бестолковости и лени, жёсткого, но справедливого. Понятно, что над кличкой его долго не думали. Даже командир полка, с чьим самолётом нянчился старшина не раз в запарке орал: "Куда этот Хрен делся?!"
Как-то незаметно попал Бессонов под крыло старшины. Хотя почему незаметно. Копается стармех в двигателе, стоя на стремянке, а дед ключи подаёт.
-Торцовый на 17... Отвертку...
Потом не успел Хренов подумать, а помощник уже тянет ему выколотку, пассатижи или рожковый на 14...
"Он что, понимает, что я делаю и в какой последовательности?" удивлялся поначалу старшина.
Потом копался Хренов с технарями как-то в двигателе командира. Тупит в воздухе, чуть дать оборотов, греется. Сам помпотех полка капитан Руденко присутствовал и давал мудрые советы. Долго и мучительно пытались засунуть под обтекатель дополнительный радиатор. Не лезет, зараза. Чего только не перепробовали. Сидят самокрутки садят, плюнь - зашипят. Бессонов в ведре с керосином по заданию старшины рядом детали промывал. Неожиданно встал, стряхнул руки, достал из кармана железку, протянул капитану.
- Что это? - удивился капитан.
- Мне кажется причина перегрева - критически малое сечение патрубка нагнетателя. Я предлагаю заменить стандартный на этот.
- Хренов, а ведь он прав! Увеличим поток, не надо дополнительный радиатор. У самого вертелось в мозгу... Заборник красивый вышел... Сам сделал?
- А что здесь сложного?
- Ты, вообще, кто, - продолжил допрос помпотех, вставая и внимательно глядя на неожиданного рационализатора.
- Человек... С вашего позволения Бессонов Павел Григорьевич...
- Я тебя, Бес, фамилию не спрашиваю. Что здесь делаешь?
На защиту Бессонова встал старшина:
- Да местный он, на кухню прибился. Пришёл - кожа да кости. Сейчас хоть на человека становится похожим. В технике фору из нас любому даст, да и руки не из жопы растут. Разрешите я себе его возьму.
- Я не против, что Мыртов скажет. Да и на довольствии он не стоит...
- Мыртов пусть диверсантов и шпионов ловит, а мне каждая пара рук на вес золота. Тем более такая. Старшина с удовольствием пожал руку "деду", потом притянул к себе и обнял. Возраста и роста они были одного, разве что Хренов носил усы и по весу превосходил раза в полтора.
С того времени они стали почти неразлучны. Вместе работали, вместе ели, в одной землянке спали. Старшина даже попробовал поставить в строй за собой, но Бес (с лёгкой руки помпотеха эта кличка прилипла к "деду" намертво) твёрдо сказал, что "не достоин". Хотя старшина и был категорически не согласен, спорить не стал. От греха подальше. А не согласен Хренов был по той причине, что лучшего спеца по выверке и пристрелке вооружения в полку не было. Делал он это настолько грамотно и виртуозно, что лично комэски, не говоря о рядовых лётчиках, находили и благодарили Бессонова за работу пулемётов.
Теперь деда можно было видеть не только рядом с самолётами, но и сидящим в кабине.
- В самолётики Бес играет, - зубоскалили технари, глядя, как ходуном ходят закрылки и элероны.
- Цыц, криворукие, - тут же вступался Хренов, - человек головой работает!
И это было правдой. Добился Бессонов внедрения своей идеи... Хотели официально, но Руденко встал на дыбы "Не сметь!" Вот они вдвоём втихаря и заменили заборник на командирском Яшке. Одна проблема - на земле не проверить. Бой не самое подходящее место для экспериментов. Где взять рискового аса?
- Я бы сам мог, - заикнулся однажды Бессонов, когда они по случаю нелётной погоды решили приговорить старшинские запасы "наркомовской".
- Не уверен, но попробовать можно, - ковыряя ложкой тушёнку, проговорил новоиспечённый летчик.
- Забудь, а то Мыртов нам обоим голову откусит.
- Алексей Михайлович, дорогой! Фашист на Волгу прёт, Сталинград с землёй ровняет, каждый день кого-то из истребителей хороним, а мы Мыртова боимся. Знаю, мы победим. Русь не такое видела! Но спросят меня... Нет, я сам себя спрошу: "Что ты сделал для победы?" Смело и мужественно гайки крутил? Так?
- А что ты имеешь против гаек? - У Хреновы от возмущения вздыбились усы. - Без них ничего не шевельнётся. На конях сегодня не больно навоюешь.
- Алексей Михайлович, я тихонько, разгоню, утюжком проверю на виражах и сяду. Обкатаем "единицу" и с чистой совестью доложишь командиру о готовности.
- Слушай, Бес, вижу, ты мужик нормальный, но не договариваешь. Где родился, крестился не помнишь, а по самолётам любого из нас за пояс заткнёшь. Так разве бывает?
- Ещё как бывает, Алексей Михайлович...
- Во-во, я про это и говорю. Мы все тут по фамилии или, того хуже, по кличкам и позывным а ты, мля, по имя отчеству. В пажеском корпусе воспитывались, ваш благородь?
- ОВШ, товарищ старшина.
- Это - что?
- Офицерская воздухоплавательная школа, Гатчина, 1914 год. Фарман, Капрони - мои кони! Их движки и сегодня с закрытыми глазами разберу-соберу.
- ...и звание имеешь?
- Штабс-капитан.
Воцарилась пауза. Нехорошая.
- Чего примолк, товарищ старшина? Это я на той войне был штабс-капитаном. На этой ещё до рядового не дослужился. Угостишь ещё?
Хренов молча разлил по кружкам остатки водки. Бессонов встал, хотел вытянуться, но упёрся затылком в потолок землянки. Прокашлялся и заговорил сиплым голосом.
- Фашист напал на мою Родину... Я мог отсидеться в тепле и сытости... Через неделю взвыл... Готов зубами грызть... Считай на пузе сюда приполз... Делаю, что позволяют обстоятельства, но могу гораздо больше, поверь. Поможешь, спасибо. Отдашь Мыртову - пойму. Но выбирая свой вариант, помни, кому ты сделаешь лучше. За победу!
Бессонов выпил. Положил в рот маленький кусочек хлеба. Боднул седой головой так, что на обратном пути всё же стукнулся головой о перекрытие. Хотел выйти.
- Куда, ваш благородь? Постой, я ещё своего слова не сказал.
Бессонов сел и внимательно уставился на старшину.
- Ты закусывай, Павел Григорьевич. На войне не доесть и не доспать всегда успеем. Теперь так. Вижу, водка сильно тебе в голову дала. Про "ваш благородь" - забудь. И про наш разговор. Не было ничего. Технику изучил и практику получил ты в ОСОВИАХИМе, хотя бы в Балашихе. Не, лучше в Кишинёве, где и травмировался на всю голову. Понял, загорелый ты наш?
- Понял, чего не понять...
- Ты мне не понякай! Понял, говорю?
- Так точно, товарищ старшина.
- Другое дело! Завтра посмотрим на твой "утюжок"...
- Спасибо! Клянусь честью...
- Пустое!
- Для вас, Алексей Михайлович, понятие чести пустое!?
- Я не про это... Да сядь ты! - Старшина достал кисет, скрутил не торопясь самокрутку, затянулся и на выдохе заговорил. - Я на белом свете давно. Внуку пятый год... Ты мог мне ничего не говорить, в людях разбираюсь, подлость за версту чую. И твою офицерскую косточку рассмотрел давно, хоть под дурачка работаешь.
- Где я прокололся, Алексей Михайлович? - Бессонов не поверил.
- Это и осанка, и форма, пусть старая, но сидит, как влитая, не то, что у моих охламонов... И ещё как ты подрываешься, когда кто-то из укладчиц заходит в хату. Но это цветочки, а вот когда ты, увлекшись начинал говорить о двигателе и планере, то у тебя на лбу было написано - инженер! Причём ещё имперского разлива. Это у доходяги со справкой сельсовета?! А что не стал врать - молодец. - Хренов поплевал на окурок и растёр его о каблук. Задумался. Не торопясь, продолжил, - я сам здесь потому, что не хотел отсиживаться в тылу, а рвался лично засвидетельствовать своё присутствие Гитлеру на фронте...
- Слушай, Алексей Михайлович, я сейчас себя поймал на мысли, что у тебя на лбу тоже не "слесарь" написано.
- Цыц, Бес. Считай, что я книжки неглупых людей читал.
- А быть у колодца и не попить, это как, - спросил Бессонов.
- Ты про фрицев? С винтовкой в окопе от меня толку много не будет. Кто-то должен криворуких уму разуму учить. А тебе, Бес, самому-то не страшно на незнакомом самолёте?
- Ещё как! Только почему "незнакомом"? Я тебе с закрытыми глазами любой тумблер, любой флажок и рычажок найду, не думая. Можешь любой вопрос про устройство задать...
Хренов, казалось, не слушал, а принимал очень непростое для себя решение. Потом решительно подытожил.
- Разобьёшь, ты диверсант, я пособник. Расстреляют и, как звать, не спросят.
- Алексей Михалыч, взлечу, а ты сразу на КП, мол, без спросу, собака!
- Чтобы тебя на земле уже конвой ждал?
- Сяду, скажу, движок проверял, чтоб командира не подвести. Прорвёмся, Михалыч.
- На этом и постановим. А сейчас спать.
***
Утром к вертящемуся у самолёта Бессонову подошёл Мыртов.
- Красноармеец, ко мне!
- Вы меня, товарищ командир?
- Ты ещё кого-то рядом видишь? Иди сюда!
Бес подошёл, вытер ветошью испачканные маслом руки и уставился на невысокого, широкого в животе чекиста.
- Доложите по форме! - практически взвизгнул Мыртов.
- Извините, товарищ оперуполномоченный, я - вольнонаёмный. Премудростям устава не обучен.
- Чего у самолёта командира полка делаешь?
- Он выполняет мои указания по обслуживанию борта номер один, - вынырнул как из-под земли стармех Хренов. - Могу объяснить конкретно, тогда для этого понадобятся технические знания, они у вас есть? Слышал у вас восьмилетка и ускоренные курсы по поимке шпионов.
- Ты, старшина, не забывайся! А Цыгана твоего чтобы я у самолётов не видел!
- Может, вы мне поможете движки ремонтировать и пулемёты пристреливать? Вон роба лежит, переодевайтесь, для начала можно пулемёт почистить.
Лицо оперуполномоченного побагровело.
- Старшина Хренов - смииииирно!!! Прекратить пререкания! У меня полковники на допросе плакали, как дети малые, а таких врагов народа я лично к стенке ставил.
- Видел я таких, знаю, гад, твои способности, - буквально зашипел старшина, сжимая кулаки и нависая, как скала над старшим лейтенантом. Только запомни, сегодня не 37ой и мы не на Лубянке...
Тут уже Бессонов просунул плечо, загораживая стармеха:
- Не стоит, Алексей Михайлович. - И словно спохватившись, выпалил скороговоркой, - Товарищ старшина, ваше приказание выполнено.
Мыртов, почувствовал себя лишним, развернулся и, бурча под нос "я на вас, гадов, управу найду", важным видом покинул техзону.
- Вот придурок, - проводил его Хренов. И обернувшись к Бессонову, добавил, - держись от таких подальше. И не стой, как истукан, надевай парашют, пока он тревогу не поднял.
***
Взлетел. Ветер гнал рваные облака и кое-где стало проглядывать солнце. Нервы оголены. Сердце поколотилось и успокоилось, и Бес через все органы чувств стал впитывать в себя самолёт. Плавно опустил нос, пошёл в горизонт и убрал шасси. Добавил оборотов. Скорость Яка росла так, спинка ощутимо давила на спину. Ого, уже 450... 500... 530... отметил Бес, убавил обороты и тронул ручку вправо - влево. Самолёт послушно выполнил змейку. Вот это да. Восторг переполнял... Крутанул бочку. Попробовал горку. Эх!!! Машина была фантастически чувствительна и отзывчива на любые команды!
Бессонов запел любимый романс, поднял голову и на фоне солнца чётко рассмотрел силуэты двух мессеров. Судя по закладываемому ими виражу, фрицы заходили на него. "Едрид мадрид!! Утюжка не будет"! Садиться поздно. Неизбежность схватки очевидна. Бежать бесполезно, у них преимущество в высоте и в скорости. Да и не привык штабс-капитан Бессонов бегать. Ручка на себя, полный газ и вперёд заре на встречу! Пошёл в лобовую. Палец на спуске глаза впились в прицел. Посмотрим, кто из нас стрелять умеет! От ведущего в его сторону потянулись зловещие трассы. Ответ был короткий и пришёлся прямо в его фонарь. Разошлись плоскостями метрах в трёх. Мессер, не выходя из пике и даже не задымившись, врезался в землю. Ведомый вынырнул, буквально чиркнув плоскостями по верхушкам деревьев.
Теперь преимущество в высоте у Беса. Крутой разворот... Подожди, родимый, не убегай... Фриц крутит башкой, потерял из виду... Вот он... Сейчас, родной, увидишь, не дёргайся... Полный газ и вышел мессеру в хвост. Резанул короткую очередь... Тот задымил и пошёл вниз... Пилот вывалился... Раскрылся... Добивать и не думал... Надо запомнить, куда отнесёт...
Засмотрелся, блин, не заметил ещё двоих жёлтоносых. Смотри, как разрисованы! Разбежались грамотно... Один заходит, второй с высоты страхует. Правильно, не на параде... Пожалуй, опасней тот, что сверху. От этого откручусь. Бьёт издали, но, зараза, достаточно близко. Так я тебе и подставлюсь. Закладывая виражи так, что голова готова была оторваться, старался не терять из виду второго. Ждал, когда представится момент, выйти на него. Догадался, что он не столько следит за боем напарника, сколько контролирует нашу взлётку. Бить на взлёте, себя не уважать, но у фрицев свои законы чести. Погоди, сейчас сброшу этот банный лист и поговорим.
Бес крутился как блоха на кончике шила. Казалось, он знал, когда немец откроет огонь, и за долю секунды до этого бросал свой Як в крутой вираж. Двигатель пел и подхватывал моментально. Потоки свинца проносились в нескольких метрах от его самолёта. В четвёртой атаке пулемёты мессера заткнулись на полуслове. "Неужели до железки?" подумал Бес и не увидел, а почувствовал кожей, что фриц отвалил. Он сделал вид, что пошёл за ним, но, уйдя в облака и набрав высоту, резко свалил в сторону второго. Тот, видно, что-то рассматривал внизу, поэтому маневр Беса заметил не сразу. Резко бросил свой 109ый в крутое пике. "Не догнать... Может на выходе удастся зацепить. Не люблю поливать, как из лейки, но это, кажется, как раз тот случай... Бес нажал на кнопку электроспуска и трассы его очереди пересеклись с самолётом врага в одной точке. Полетели осколки фонаря и обшивки фюзеляжа. От двигателя повалил шлейф дыма. "ПКБэСНБэ!" - заорал Бес и закрутил головой выискивая прилипалу. Тот отходил в сторону фронта, а за ним, о чудо, устремилась пара Яков. Как успели взлететь? Вряд ли догонят, но проверят нет ли тут кого ещё. Бес вздохнул с облегчением, куда спокойней, когда рядом кто-то из своих.
Вдруг неожиданно ожила рация:
- Первый, я Сокол, домой!
- Первый понял, - автоматически ответил Бес и тут до него дошло, что ответил то на позывной командира полка. Станция была же на запасной частоте! И ещё понимание, с одной стороны - гора с плеч - выкрутился и самолёт сберёг! С другой, кажется, тихая вылазка "утюжком" блестяще провалилась и может вылезти боком ему и Михалычу. Сразу почувствовал, как взопрела гимнастёрка на спине, вытер рукавом пот со лба. Огляделся. Сориентировался. Аэродром в километрах восьми. Сбросил обороты, постарался успокоить сердце.
Сел. Порулил не на стоянку, а в капонир к технарям. Увидел, как со стороны стоянки самолётов и от штаба уже выдвигается толпа. Выскочил на крыло, стал расстёгивать парашют. Внизу стоял Михалыч, остальные няньки стали рассматривать самолёт.
Спрыгнул и сразу попал в объятия стармеха.
- Ну ты, штабс, даёшь! Такого в жизни не видел! Вали всё на меня, мол, велел и всё такое, - зашептал он в ухо.
Подошли остальные механики.
- Ни единой пробоины... Ты что, Бес, заговорённый? Мы же видели, как тебя "Мессер" поливал... Когда ушли в облака, а потом взрыв, думали, больше не увидим...
- Так я знаю, чей аппарат. Не мог же я оставить командира полка безлошадным, - неуклюже пытался отшутиться Бессонов, боковым зрением наблюдая как к ним приближается дюжина лётчиков и штабных.
Те подошли, уставились на технарей и замерли в недоумении. Они ожидали увидеть кого-то из своих, а тут стоят два деда, один в грязном, замасленном комбинезоне, другой в мокрой, хоть выкручивай гимнастёрке. Раздвигая остальных, вперёд выдвинулся командир полка, недавно назначенный из комэсков 28-летний майор Павлов. За его спиной маячили комиссар и Мыртов. Куда без них?
- Так, идите сюда, голуби, - в глазах командира недоумение и злость, но сдерживается.
Подошли. Бессонов, опустил взлохмаченную седую голову, Хренов сиял, как надраенная бляха молодого солдата.
- Это - что было? Почему без разрешения? Чего ты лыбишься, Хренов?
Стармех выдвинулся вперёд, загораживая собой Бессонова и заговорил:
- Так мы с вашего разрешения обкатали аппарат после небольшой доработки. Вы сами сказали, возьми кого-нибудь, пусть облетают. А вы всех лётчиков на политзанятия. Вот я и разрешил Бессонову - он в Кишинёве в ОСОВИАХИМе летал... Без связи вначале... Так мы на запасной, хотели тихонечко над аэродромом, чего эфир засорять...
- Трёх "Мессеров", это, по-твоему, тихонечко!!!
- Кто же их, собак, звал! Свалились из-за облаков... Пришлось выкручиваться...
В толпе послышался смех. Нам бы так уметь выкручиваться, - шумели лётчики. Совсем другими глазами рассматривали деда.
- Ты чего прячешься, как тебя, Бессонов? Выходи, докладывай.
Деваться некуда.
- Совершал облёт самолёта. Был атакован. Троих сбил, один ушёл. За ним погналась наша дежурная пара. Один из сбитых приземлился на парашюте в районе Мартыновки. Самолёт исправен. Отказов в работе двигателя и вооружения не установлено. За самовольство готов понести наказание...
Командир полка, на счету которого было 14 сбитых фашистов оглянулся на лётчиков:
- Вот все бы так самовольничали! Качай его, мужики!
Словно прорвало плотину, Бессонова подхватили на руки и раз десять подбросили вверх. Тот не сопротивлялся, но не на шутку переживал, как бы не забыли поймать. Потом поставили и почти все без исключения, начиная с командира полка, подошли, отдали честь и пожали руку. Механики чувствовали себя именинниками сияли, как новые пятаки. Их тоже поздравляли, в отличие об Бессонова, хлопали по плечам, обнимали и твердили, ну вы, няньки даёте! Обходили и рассматривали самолёт.
Командир отвёл Бессонова в сторонку и заговорил:
- Ты хоть знаешь, с кем имел дело?
- "Мессершмитд 109"...,- начал было докладывать провинившийся, но командир прервал
- Я не про машину. Это стервятники из личной эскадрильи Геринга. У всех железные кресты за сбитые. Уже неделю на нашем участке. Сегодня пришла шифровка. Делают засады у аэродромов и долбят на взлёте или при возвращении. У соседей вчера практически дома сбили четверых. Приказано усилить наблюдение, маскировку и продумать контрмеры. Я как раз лётчиков и собирал для этого и полёты прикрыл. Получается, пока мы думали, ты на практике показал... Всё бы ничего, только, как в дивизию прикажешь докладывать?
- Так и доложите, мол, обкатывали свой самолёт... Кстати - двигатель ожил, никакого перегрева!
- Тебя механики, слышал, Бесом нарекли. За кого ж ты, Бес, меня держишь?
Бессонов понял, что гроза прошла мимо и решил ковать железо, покуда горячо.
- Вы для меня - товарищ командир. Лётчики и механики вас уважают не за должность и звание. Я тоже. И прошу, как лётчик лётчика, разрешите летать. Поверьте, в воздухе от меня пользы будет больше, чем в техзоне.
- Не знаю. Что "лётчик" вижу, мне такие до зарезу... Но полк, сам знаешь, получает новые самолёты. Мыртов мне уже нудил на тему, что непонятно кто у самолётов ошивается, а ты, оказывается, ещё летать умеешь. Боюсь не одному мне он по ушам ездит. Спасибо, комэски хвалят за подготовку и пристрелку вооружения. Хором просили его заткнуться.
- Возьмите меня ведомым. Проверьте в бою. Клянусь честью, не подведу.
- Я бы не против, но хоть какой-то документ у тебя есть? А то "всё сгорело, контузило и ничего не помню"
- Документов нет. Есть справка из сельсовета.
- Вот и повесь её на гвоздик, сам знаешь где. Твой сельсовет уже под немцем, поди? Решение такое: пока - нет, а дальше видно будет.
Увидел, как изменился в лице и погрустнел Бессонов, добавил:
- На ужине в лётной столовой обмоем твои "Мессеры", как положено.
Неожиданно в голосе седого солдата из униженно-просительных прорезались нотки металла:
- Прошу уволить. Рядовому составу как раз не положено в лётной столовой. Мне, с вашего разрешения, было бы сподручней со старшиной Хреновым и другими механиками отметить.
- Приказ командира не обсуждается!
- Нет, товарищ командир. Воспользуюсь своим правом вольнонаёмного. По доброй воле не пойду.
- Не понял. Может, обидел кто?
- На обиженных воду возят... А мне в кустики надо, - Бессонов срочно сменил тему разговора. - Мне приспичило, когда первого фрица увидел, всё никак не добегу...
Он действительно рванул в сторону ближайших деревьев, за которыми вскоре и скрылся.
Павлов закурил, но прибежал дежурный:
- Вас "Коршун" к аппарату...
Командир оглянулся, всё ещё надеясь захватить Бессонова с собой. И с мыслью "во как бедолагу проняло" запрыгнул на подножку машины, поехал на КП.
***
- Павлов, твою мать, я же приказал - никаких вылетов! - устремил поток красноречия комдив на КэПа, - ты знаешь кого сбил?! Самого Хартинга! Густава Хартинга! Только привезли... Говорит 104 победы в воздухе! Он, сука, целую дивизию сбил! Врёт, наверное, собака! Он поражён и восхищён. Называет фамилии ещё двух сбитых, но я их не знаю. Хочет, видите ли, с русским асом познакомиться, который их расстрелял в воздухе! Обойдётся! Много чести! Ну, чертяка, у тебя же одного сбитого до героя не хватало, а ты сразу троих! Сегодня же отправлю представление... У меня командующий армией на проводе, потом договорим...
Когда в телефоне послышался отбой, майор Павлов положит трубку и задумался. Крепко задумался.
- Я всё слышал, - сказал неизвестно откуда взявшийся комиссар. - Одно дело - ты вылетел обкатать свой борт, совсем другое, когда механик угнал. Даже не механик... Тут и политико-моральное состояние, и служба войск, и организация полётов - всё в полной жопе. Под трибунал не отдадут, а с должности слетишь. Подумай, командир.
- Что ты предлагаешь?
- Сам знаешь. Бессонова заткну, не пикнет, не переживай. С ним сейчас Мыртов работает.
- Вот за Беса я как раз меньше всего переживаю. Он первый предложил мне именно такой выход.
- Ну и прекрасно. А с комэсками я поговорю, пусть молодёжи языки укоротят.
- Заодно и мою совесть укороти, - зло бросил Павлов. - Мы с тобой - офицеры, поговаривают скоро погоны вернут, не знаешь для чего? Я думаю, чтобы гордились, помнили и продолжали лучшие традиции русского офицерства. А те за потерянную честь пулю в лоб себе пускали. Неужели не читал? Бес летать мечтает... Таких стервятников приземлил... Ты хоть понимаешь, что это за лётчик! - потом, словно очнувшись, - Чего Мыртову от него надо?
- Так самолёт угнал...
- Где они?
- Мыртов поспрошает и отпустит. Заодно холоду в штаны напустит, чтобы не лез, куда не надо и пасть заткнул.
- Андрей Семёнович, ты же сам лётчик. Недавно "душой солдата" стал. Неужели ты его не понимаешь?
- Командир, эНШа вчера доводил приказ о повышении бдительности и всё такое... А тут, как ни крути налицо самоуправство.
- Ладно. Лично разберусь. Вы с Мыртовом Беса не трогайте. А потом, поверь на слово, мы ещё будем гордиться, что служили с ним в одном полку.
Вбежал дежурный и доложил:
- Комдив запрашивает разрешения на посадку.
Командир полка с комиссаром пошли встречать.
***
- Как не ты? - комдив удивлённо уставился на Павлова. - Тогда, кто? Лукин, Мелешко?
- Есть у меня один уникум. Он даже не лётчик по штату. Механик. Умоляет разрешить летать, а у него ни одного документа.
- Умеешь ты, Павлов, праздник испортить. Я ему Героя и заначенный под особый случай "Арарат", а он мне "не я"! Вспомни, когда ты мне про три сбитых "Мессера" докладывал? Не про три потерянных, а три сбитых твоим полком? Не помнишь? И я не помню... Покажешь?
- Что?
- Не что, а кого. Я про уникум.
- Андрей Семёнович, - повернулся командир полка к комиссару, - приведи сюда Бессонова.
- Не, я тебя понимаю, потери большие, молодняк - зелёный, но не механиков же сажать в истребители. Хотя, если у тебя все механики такие...
- Не все. Врать не буду...
Командир не успел закончить фразу в дверь постучали. В проёме показался старшина Хренов в своём замызганом комбезе и белыми от пыли сапожищах.
- Разрешите войти, товарищ полковник?
- О Хренов, здорово.
Комдив встал навстречу и протянул руку своему бывшему механику.
- Проходи, рад видеть. Чего грустный такой, хата сгорела?
- Я виноват. Судите меня за самоуправство, а Бессонова отпустите, - казалось ещё чуть-чуть и здоровенный мужик заплачет.
- Так, Михалыч, успокойся, присядь. Говори, что случилось.
- Мыртов разбил Бессонову нос и посадил в подпол, типа гауптвахту, охрану выставил. Ждёт, когда за ним опергруппа приедет. Уже настучал... Нельзя Беса в особый отдел. Не за что. Я виноват и спрашивайте с меня.
- Будет за что, спросим... Где эта гауптвахта? Пошли...
***
Близоруко щурясь после тёмного подвала, Бессонов разглядел командира полка и незнакомого полковника рядом. Вид у него был, мягко говоря, не очень. Разбитые губы, гематома под глазом и распухший нос без лишних слов показали, как прошёл первый допрос. Одёрнул гимнастёрку, на которой запеклась каплями кровь, и застегнул верхнюю пуговицу. За их спинами мялся Мыртов, в углу за столом, опустив голову, сидел Хренов. Ничего хорошего для себя от этой встречи не ждал. Замялся в нерешительности. Полковник первый нарушил неловкую тишину:
- Что молчишь, уникум?
- С вашего позволения, Бессонов Павел Григорьевич. Извините, что в таком виде...
- С вашим видом разберёмся позже, - полковник оглянулся на оперуполномоченного и неожиданно перешёл на вы, - Скажите, как вам удалось сбить трёх фрицев за один вылет.
- Боялся, что больше не дадут, поэтому оторвался от души.
- Нормальный ход! Он ещё и юморит!
- Простите, я вас не знаю... В смысле рассказывать, как лётчику или прокурору?
- Перед тобой, Бессонов, комдив. Выключай дурака и говори по-человечески, - вмешался командир полка.
- Тогда так. Очень хотел показать старшине, что умею не только гайки крутить. Уговорил. У меня лётный стаж больше, чем многим нашим пилотам лет. И боевой опыт тоже. Первая мировая, Испания, Китай... 16 освоенных самолётов. Боевые вылеты не считал, а сбитых лично на сегодня 43. Первый на Фармане в октябре 14 года из нагана прострелил голову наглому Фрицу, последние сегодня. Не скажу, что легко, вернулся весь в мыле, но ЯК-1 - это сказка, а не самолёт! Не бить на нём немцев - грешно! Детали не спрашивайте, чтобы зря не попасть под раздачу, но знайте - никогда и ничего я не делал во вред своей родине.
- Офицер?
- Да.
- Почему не в Красной Армии?
- Когда наши бывшие дворовые убили отца и пошли на маму и сестру с вилами, пришлось двоих пристрелить. Потом долго бегали по пылающему югу. Сумел вывезти их в Париж. Эмиграция, будь она проклята.
- А как здесь оказались?
-Коротко? Я с фашистами познакомился в Испании. Оккупацию Франции застал в Марселе. Когда Гитлер попёр на Россию, я на пароход и в Турцию, потом Тегеран. Уговаривал наших, взять с собой, но нарвался на брата Мыртова. В смысле такого же. Арестовали, подопрашивали и выпустили ещё краше, чем сегодня. Нашёл контрабандистов, обещали переправить, но ограбили и продали, ...плен, ...зиндан. Полгода ломали, чтоб веру сменил. Когда уже колени опухли и ходить не мог, отпустили, чтобы отполз и сдох где-нибудь в канаве. А я пополз к границе. Без документов и денег. Только здесь узнал, что Фриц уже на Дону. Остальное вы знаете...
- Звания? Награды?
- Французские, испанские и китайские не считаю. От Родины получил три ордена и звание штабс-капитана.
- Почему сразу не рассказали?
- Кому? Мыртову? Хватит насиделся в яме, летать хочу. Фашистов бить хочу. Сегодня я глубоко удовлетворён, если завтра расстреляют, умру спокойно - что успел, сделал. Извините за пафос.
Воцарилась неловкая пауза. Свалившаяся информация требовала анализа. Только Хренов приободрился и под столом показал Бессонову большой палец. Тишину нарушил комдив:
- Павел Григорьевич, я правильно назвал? Вы сами как видите своё место в полку?
- Я уже просил командира взять ведомым... Хоть рядовым, хоть без звания. Буду летать куда и когда угодно. Личный счёт, награды, звания по боку. Только доверьте. Выгоните, пойду к штурмовикам проситься в стрелки. Я самолёт и оружие чувствую на уровне рефлексов. Не знаю как, но это есть.
- Густав Хартинг сегодня подтвердил...
- А вы его откуда знаете?
- Интересно девки пляшут! Вы же сами его сегодня завалили!
- Хартинга!?
- Вы что, знакомы?
- Третий раз пересеклись и всё для него неудачно. А так, я знаю, он лётчик неплохой. В десятке лучших асов люфтваффе. Железный крест с дубовыми листьями - это наш дважды Герой!
- Кстати о наградах. КэПа я уже представил. Он и без этого заслужил. Не сегодня-завтра норму выполнит. А вас, отважные голуби мои, награжу лично. Где мой порученец?
В комнату зашёл ладный сержант с рюкзаком и ППШ.
- Я здесь, товарищ комдив.
- Доставай медали "За отвагу". Иди сюда Хренов. Держи. Заслужил. Завтра командир перед строем повторит процедуру.
- Служу Советскому Союзу, - отчеканил Хренов.
- И вам, Пал Григорьевич, медаль "За отвагу". Думаю, не последняя...
- Не надо медали, разрешите летать. Хотя бы ещё один раз.
- Повторяю: рядовой Бессонов награждён медалью "За отвагу". Потрудитесь получить...
- Служу России.
- Не по уставу, но хрен с тобой! Я не про тебя Михалыч, успокойся.
Полковник вздохнул с облегчением и повернулся к порученцу:
- Сидоренко, у тебя в рюкзаке больше ничего нет?
- Обижаете, товарищ комдив.
Сержант споро достал и поставил на стол бутылку "Арарата", шмат сала, луковицу и буханку хлеба. Моментально выхватил финку и с мастерством повара ресторана "Эрмитаж" нашинковал закуску. Как из воздуха на столе материализовались четыре кружки.
- Чего уставились? Не знаете, как награды обмывать? Павлов, помоги.
КэП вынул из коробок медали и положил на дно кружек. Открыл бутылку и налил по полкружки каждому. Комдив поднял свою и уставился на старшину:
- Начинай, Михалыч.
- Что?
- Всё-то вас учить надо, пиджаки.
- Позвольте мне, - подал голос Бессонов. На него с интересом уставились все присутствующие.
- Валяй, - позволил полковник.
Бессонов встал, грудь колесом, плечи развёрнуты, двумя пальцами взял кружку, локоть на уровне плеча:
- Господа..., простите, товарищи офицеры и старшины, рядовой Бессонов, представляюсь по случаю награждения медалью "За отвагу", - опрокинул кружку и тремя большими глотками выпил содержимое. Медаль осталась в зубах. Стряхнул её и отдал старшине. Тот вначале не понял, но комдив глазами показал, что нужно делать, и Хренов застегнул медаль на гимнастёрке Бессонова.
Старшине не требовалось показывать дважды и вот уже командир полка пристегнул медаль прямо на робу, после чего сказал:
- Мне пока рано представляться, но я горд, что в полку имею таких бойцов. За вас!